Самые остроумные афоризмы и цитаты

– Синоптики обещают похолодание, и будет намного меньше комаров.

* * *

Идет обсуждение пьесы. Все сидят.

Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу, возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие слушают, и вдруг:

– Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят, – как бы между прочим замечает Раневская.

* * *

– Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью. А если бы кто-то вошел, – всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста.

– Ну сколько можно обольщаться, – пресекла Фаина Георгиевна собеседницу.

* * *

Во время эвакуации Ахматова и Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе. «Мы бродили по рынку, по старому городу, – вспоминала Раневская. – За мной бежали дети и хором кричали: «Муля, не нервируй меня». Это очень надоедало, мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела роль, которая принесла мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой. «Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Myля!» Я спросила: «Что у вас «Myля?» «Сжала руки под темной вуалью» – это мои «Мули», – сказала Анна Андреевна».

* * *

В эвакуации в Ташкенте Раневская взялась продать кусок кожи для обуви. Обычно такая операция легко проводится на толкучке. Но она направилась в комиссионный магазин, чтобы купля-продажа была легальной. Там кожу почему-то не приняли, а у выхода из магазина ее остановила какая-то женщина и предложила продать ей эту кожу из рук в руки. В самый момент совершения сделки появился милиционер – молодой узбек, – который немедленно повел незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Повел по мостовой при всеобщем внимании прохожих:

– Он идет решительной, быстрой походкой, – рассказывала Раневская, – а я стараюсь поспеть за ним, попасть ему в ногу и делаю вид для собравшейся публики, что это просто мой хороший знакомый и я с ним беседую. Но вот беда: ничего не получается, – он не очень-то меня понимает, да и мне не о чем с ним говорить. И я стала оживленно, весело произносить тексты из прежних моих ролей, жестикулируя и пытаясь сыграть непринужденную приятельскую беседу… А толпа мальчишек да и взрослых любителей кино, сопровождая нас по тротуару, в упоении кричала: «Мулю повели! Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!» Они радовались, они смеялись. Я поняла: они меня ненавидят!

И заканчивала со свойственной ей гиперболизацией и трагическим изломом бровей:

– Это ужасно! Народ меня ненавидит!

* * *

В Комарове, рядом с санаторием, где отдыхает Раневская, проходит железная дорога.

– Как отдыхаете, Фаина Георгиевна?

– Как Анна Каренина.

В другой раз, отвечая на вопрос, где отдыхает летом, Раневская объясняла:

– В Комарове – там еще железная дорога – в санатории имени Анны Карениной.

* * *

Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино.

– Да ведь вы же купили у меня билет на этот сеанс пять минут назад, – удивляется кассир.

– Я знаю, – говорит Фаина Георгиевна. – Но у входа в кинозал какой-то болван взял и разорвал его.

* * *

Фаина Георгиевна вернулась домой бледная, как смерть, и рассказала, что ехала от театра на такси.

– Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между машинами, увиливал от грузовиков, проскакивал прямо перед носом у прохожих! Но по-настоящему я испугалась уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы посмотреть на счетчик!

* * *

Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел смотритель и сделал замечание:

– Здесь сидеть нельзя, это кресло графа Суворова Рымникского.

– Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.

* * *

Близким друзьям, которые ее посещали, Раневская иногда предлагала посмотреть на картину, которую она нарисовала. И показывала чистый лист.

– И что же здесь изображено? – интересуются зрители.

– Разве вы не видите? Это же переход евреев через Красное море.

– И где же здесь море?

– Оно уже позади.

– А где евреи?

– Они уже перешли через море.

– Где же тогда египтяне?

– А вот они-то скоро появятся! Ждите!

* * *

Когда Раневская получила новую квартиру, друзья перевезли ее немудрящее имущество, помогли расставить и разложить все по местам и собрались уходить. Вдруг она заголосила:

– Боже мой, где мои похоронные принадлежности?! Куда вы положили мои похоронные принадлежности? Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!

Все стали искать эти «похоронные принадлежности», не совсем понимая, что, собственно, следует искать. И вдруг Раневская радостно возгласила:

– Слава Богу, нашла!

И торжественно продемонстрировала всем коробочку со своими орденами и медалями.

* * *

Алексей Щеглов, которого Раневская называла «эрзац-внуком», женился. Перед визитом к Раневской его жену Татьяну предупредили:

– Танечка, только не возражайте Фаине Георгиевне!

Когда молодожены приехали к ней, Раневская долгим взглядом оглядела Таню и сказала:

– Танечка, вы одеты, как кардинал.

– Да, это так, – подтвердила Таня, помня наставления.