Самые последние каникулы

— Так. Слушайте, что дальше было. Пока то да сё, апрель перевалил за середину. Советские войска начали операцию по окружению Берлина и всем, даже самым тупым, стало ясно, что аллес капут не за горами. Полярная лиса (которую вовсе не звали Васькой) уже почти пришла. Следователь по делу Валерия Мохового отсутствием воображения не страдал и примерно представлял себе свою дальнейшую судьбу в случае попадания в советский плен. Впрочем, в английский или американский плен тоже как-то особенно не хотелось. Менять майорские погоны на арестантскую робу — приятного мало. А могли запросто и расстрелять и повесить. Какой же выход? В качестве выхода был выбран наш прапрадед Валерий, фальшивый американский шпион. Знал ли к тому времени следователь Мохового правду о своём подопечном? Это нам неизвестно. Может быть и не знал и искренне считал его американцем. А может и знал, но просто решил спасти, так как их отношения уже зашли намного дальше уровня следователь-подследственный. Думаю, второй вариант вероятнее, но не факт. В общем, на Валерия и на его следователя были изготовлены документы американских граждан. Причём подлинные документы на имя реально существовавших людей. Американским английским они оба владели свободно, так что и с этой стороны проблем не было никаких. Самым трудной задачей, по-видимому, оказалось сбежать из почти окружённого Берлина в концлагерь. Но в общей неразберихе последних дней агонии и эту задачу как-то решили. В итоге, где-то в конце апреля — начале мая Валерия и его следователя американские солдаты “освободили” из концлагеря (не знаем, из какого). Какая радость! Родная, любимая американская армия! Ура-ура! Мы — американские граждане и Рузвельт — наш президент! Как умер? Какая жалость. Но неважно, значит Трумэн — наш президент. Всё равно ура-ура! А можно нам теперь домой, в родные Соединённые Штаты? А то мы тут такие бедные и все несчастные узники концлагеря. Исстрадались.

— Да ну, не прокатило бы, — говорит Петька. — Упитанный фашистский майор слабо похож на узника Освенцима. Иначе они все бы там так прятались, по концлагерям. Татуировки с номерами на руках, опять же.

— Освенцим, Петенька, к тому времени уже давно был освобождён, так что сбежали они явно не туда. А насчёт всем прятаться… извини, а документы? А идеальное знание языка? Это было у очень немногих. Высшие руководители Рейха в концлагерь спрятаться не могли, так как их тупо узнали бы в лицо. У обычных офицеров и даже генералов не было возможности сделать себе неубиваемо-подлинные паспорта, плюс опять же, необходимо знать язык. Поэтому таким способом спасения могли воспользоваться лишь люди примерно уровня майора Абвера. Штирлиц, например, так мог бы сделать, у него бы прокатило. Насчёт татуировок… Да фиг знает, может, их не всем делали? Опять же, и лагеря разные были. Не только ведь лагеря смерти существовали, были и трудовые лагеря и бес его знает ещё какие. Немцы же в концлагерях не только евреев и пленных держали, своих собственных преступников тоже. Наверное, майору Абвера не составило особого труда выбрать для себя какой-нибудь лагерь с режимом помягче. Короче, прокатило. Документы подлинные, выглядят и говорят как американцы, так какого ещё лешего надо? Мы вас освободили, ну и валите себе домой. Конечно, серьёзной проверки Валерий и его теперь уже бывший следователь не выдержали бы, но… кто там их серьёзно проверять будет? Кому это надо, тут и без них работы дофига. Вон, эсесовцы пленные прямо стадами бродят, а их ведь всех рассортировать нужно, проверить, выявить. А эти два кекса, по собственной дурости в концлагерь угодившие… Нафиг, валите в Америку. И так Валерий Моховой со своим бывшим следователем к началу осени 45-го оказались в Нью-Йорке. Здравствуй, свободная страна!

— Я вот только не пойму, — опять перебивает Петька, — не пойму, почему в Америку, почему к нашим не убежали?

— Фиг знает. Может, советские документы сделать не смогли? Следователь-то по Америке специализировался, странно бы выглядела попытка сделать советский паспорт. А может, американские паспорта уже готовые были, от прошлых дел остались. К тому же, и за русского себя выдавать следователю бы не удалось. В общем, сбежали они успешно из Берлина в Америку. Впрочем, в СССР они потом тоже сбежали. Как сбежали, через какую границу, чем в Америке занимались — этого всего мы не знаем. Знаем только, что в августе 47-го они уже были в Москве. Правда, к тому времени их стало трое. Дочка родилась, та самая баба Зина.

— Чего?! — изумляется Пашка. — Какая дочка? Откуда?

— Как откуда? Как обычно, как у всех людей, оттуда.

— А… а мама кто?

— Так следователь же! Она же женщина была, я разве не сказала? И паспорта у них были на пару супружескую.

— Машка, ты не говорила, что следователь женщиной был.

— Не говорила? Странно. Забыла, значит. Да это женщина была, а звали её Хельга. Но это тогда звали, в Германии. А в СССР она стала уже Ольгой Моховой.