– Понимаешь, подруга, дело в том, что во сне я видела дату смерти: сегодняшнее число и год. Я вроде здорова и чувствую себя прекрасно, но мне все равно как-то тревожно. Скорей бы уже наступило завтра! Тогда обо всем можно забыть. И вот еще что я видела: будто сынок мой прислал мне телеграмму, в которой сообщил о своем скором приезде. Это-то меня и утешает, телеграммы-то я ведь никакой не получала, значит, сон мой – вздор от начала и до конца!
Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, я стала говорить о посторонних вещах. Мы выпили еще по одной чашке чая, и она предложила мне посмотреть ее «смертное платье». Тогда мне стало понятно, что все мои старания пропали даром: отвлечь ее мне так и не удалось.
Когда подруга достала из шкафа то, что она приготовила себе на смерть, у меня перехватило дыхание. Много лет я проработала в московской комиссионке и видела всякие наряды. Иногда нам приносили такие вещи, что и английской королеве не стыдно было бы надеть, их мы обычно оставляли на складе, а потом продавали особым клиентам. Так что я видела много красивых платьев и научилась относиться к этому спокойно, но к тому платью, что показала мне подруга, я просто не могла остаться равнодушной. Ткань была такой нежной, что хотелось гладить ее вечно, и таинственно мерцала в свете электрической лампы. «Наверное, из такой ткани шили себе наряды царицы», – полушутя-полусерьезно подумала я. Не будет преувеличением сказать, что ничего подобного я раньше не видела.
Как и всякая женщина, я мысленно примерила этот наряд на себя и подумала: вот бы мне это платье! Фигура у меня была хорошая, несмотря на возраст, и платье должно было бы сидеть на мне идеально.
В тон этому платью были и туфли, кстати тоже моего размера.
Не удержавшись, я спросила ее:
– А если не умрешь, продашь мне это платье, я тебе хорошо заплачу.
В ответ она покачала головой:
– Нет, подружка, ты разве не знаешь, что есть примета: смертное не надевают, иначе сами рано отправятся на тот свет.
На этом наш разговор закончился. Где-то через час раздался звонок в дверь – принесли телеграмму. В ней говорилось, что на следующий день, в два часа дня, приезжает сын моей подруги. Тот самый сын, который не подавал о себе весточки целых двенадцать лет. Стоя с телеграммой, моя подруга растерянно повторяла, что ее сон начинает сбываться. Я постаралась ее успокоить, но она словно не слышала меня.
Кое-как мне удалось уговорить ее пойти к себе и немного поспать.
Она пожелала мне спокойной ночи, и это были ее последние слова.