Самые скандальные треугольники русской истории

Деньги, вложенные Панаевым в «Современник», вернулись к нему уже через год. Вернулись и ушли сквозь пальцы, как песок. В отличие от Некрасова он был никудышным бизнесменом. Девицы, друзья, вложение денег в сомнительные предприятия и, наконец, известная русская беда – пьянство. Иван Иванович вскоре обанкротился и из прелестного ветреника, богача превратился в банального приживальщика.

«Он таскает из кассы на свои легкомысленные удовольствия… я держу его в руках… смотрю за ним строго…» – писал Николай Алексеевич Чернышевскому. Находясь в Риме в 1856 году, он дал указание, чтобы Панаева близко не подпускали ни к деньгам, ни к редакционным делам журнала. «Тот сей же час, ради угождения своим приятелям, набьет его всякой дрянью, сочиненной приятелями, да еще и раздаст им бесплатно дорогостоящие книги журнала».

После сорока лет Панаев обрюзг, опустился. «Добрейший этот человек, мягкий как воск, когда-то веселый, беспечный, теперь постоянно находился в мрачном, раздраженном до болезненности состоянии духа», – вспоминал Дмитрий Григорович.

То, что они жили втроем в одной квартире, только усугубляло и без того комичное и печальное положение. Многие бывшие друзья поспешили забыть все добро, что делал им Панаев, и откровенно потешались над ним. Особенно усердствовал не любивший его, хотя и многим ему обязанный, Алексей Писемский. Причем делал он это публично, в печати. В «Библиотеке для чтения» он писал: «Интересно знать, не опишет ли Панаев тот краеугольный камень, на котором основана его замечательная в высшей степени дружба с г. Некрасовым?»

Абулия – есть такой психоз, который может быть как признаком психического заболевания, так и свойством характера. Говоря по-русски, это безволие. Наиболее яркий пример абулика – герой великого романа Ивана Гончарова «Обломов». Гончарову, к концу жизни совершенно очевидному шизофренику, было, вероятно, виднее прочих. Потому и получился такой знаменательный, типический образ, как Илья Ильич. Но если Обломов был абуликом ленивым и с дивана не вставал, то Панаев получился абуликом суетливым. Бегал, бегал, скакал от одной женщины к другой, суетился с дружбами и изящной словесностью, не замечая, как друзья смеются над его литературными трудами. И добегался. И скис, не в силах ничего противопоставить железной воле Некрасова.

Печальная судьба стать широко известным посмешищем. Впрочем, судьба не всегда благоволила и к тем, кто его этим посмешищем сделал. Уже в 1848 году Авдотья Панаева забеременела от Некрасова. И Некрасов, и Панаева страстно хотели этого ребенка, но он умер в следующем году, едва появившись на свет. Несчастная женщина, казалось, окаменела от горя. Многие отмечали, что в это время она явно была не в себе. Но Бог оставил плодом их любви только два коммерческих романа.

Как будто смерть сковала ей уста…

Лицо без мысли, полное смятенья,

Сухие напряженные глаза,

И, кажется, зарею обновленья

В них никогда не заблестит слеза.

Так описывал Некрасов ее состояние. Для лечения расшатанных нервов она в 1850 году надолго уехала для лечения за границу.

Николай Алексеевич тяжело переживал разлуку с любимой. Он часто писал ей письма, нередко в стихах, показывал, как страдает от одиночества и ревности. Именно в этот момент стало понятно, что его любовь граничит с деспотизмом. «Грустишь ли ты? Ты так же ли печали предана?» – допытывался он в каждом послании. Печаль Авдотьи вдохновляла его.

Она вернулась, и любовь возобновилась, но уже в каком-то новом качестве. Ее все больше осложняли проблемы характера Николая и Авдотьи, невозможность или нежелание сохранять баланс между жертвенностью и эгоизмом.

Многие друзья не одобряли этой связи. Тимофей Грановский писал: «Жаль этой бедной женщины, она страшно переменилась не в свою пользу… видно, над нею тяготеет грубое влияние необразованного, пошлого сердцем человека». Многим казалось, что народный поэт, подобно вампиру обескровивший Панаева, высосавший все его соки, так же действует и на его жену. Однако это со стороны. Ей, конечно, все было виднее. Вот что она отмечала в своих воспоминаниях:

«На моих глазах произошло почти сказочное превращение в наружной обстановке и жизни Некрасова. Конечно, многие завидовали Некрасову, что у подъезда его квартиры по вечерам стояли блестящие экипажи очень важных особ; его ужинами восхищались богачи-гастрономы; сам Некрасов бросал тысячи на свои прихоти, выписывал из Англии ружья и охотничьих собак; но нельзя, чтобы кто-нибудь видел, как он по двое суток лежал у себя в кабинете в страшной хандре, твердя в нервном раздражении, что ему все опротивело в жизни, а главное – сам себе противен, то, конечно, не завидовал бы ему».