Возможно, она не за того вышла замуж в девятнадцать лет. Возможно, она была создана для какого-нибудь незаметного коллежского секретаря (а не заметного, как Панаев, который имел этот чин), который дослужился бы честно и беспорочно до статского советника и умер бы, никому не известный. И она бы умерла в окружении безутешных детей и внуков никому не известной. А вместо этого ей выпало быть знакомой со всеми классиками русской литературы от Гоголя до Толстого, пережить их всех, кроме Льва Николаевича. Не ограничиться знанием их творчества, а видеть, как они едят, пьют, болеют, играют в карты, сорят деньгами и одалживаются. Выпало быть погруженной в мир высоких страстей и низких страстишек. Быть, наконец, долгое время невенчанной женой одного из самых великих и самых скандальных поэтов. Отсюда и ее завышенные требования к собственной печали.
«Вообще я трачу много, хочу развлекаться, но умираю от тоски. Все ноет во мне. Доктор мне попался хороший, он сказал мне, что ничто мне не поможет, кроме перемены образа жизни и спокойствия духа, а как этого ни одна аптека не может отпустить по рецепту его, то всякое лечение пустяки для меня», – пишет она в письмах. И вдруг прорывается: «Где Некрасов? Я до сих пор не получила от него письма…»
«Впрочем, я потеряла голову!.. На днях в Лондоне случилось несчастье на железной дороге, много погибло. Ведь есть же счастье людям! Разумеется, быть калекой упаси Господи в моем положении, но сколько же погибло в одно мгновенье. В мои лета глупо это говорить. Но я два – нет, три месяца как ни с кем от души слова не сказала… Право, мне стыдно за себя…»
И все же она решилась. В 1863 году она съехала с некрасовской квартиры (уже на Литейном проспекте) и очень поспешно вышла замуж за Аполлона Филипповича Головачева. Это был веселый и добродушный повеса, ухудшенная копия Ивана Ивановича Панаева. Она знала Головачева давно, он долгое время работал в «Современнике» секретарем и печатал там же свои статьи и рецензии.
Панаева оказалась довольно богатой вдовой. Некрасов купил у нее за 14 тысяч серебром долю мужа в «Современнике» и выплачивал ей небольшую пенсию. «Кроме того, он выдал ей векселями пятьдесят тысяч рублей, но, привыкши жить широко и хлебосольно, она продолжала свой прежний широкий образ жизни и очень скоро спустила 50 000, в чем ей помог ее муж, всегда беспечный», – вспоминала подруга Панаевой.
В новом замужестве Авдотьи Яковлевны случилось главное. В возрасте сорока четырех лет она снова стала матерью, и на этот раз ребенок получился здоровым и остался жить. Девочку она назвала в свою честь. Но к ней больше пристал вариант имени Евдокия.
Муж, Аполлон Головачев, после рождения дочери пустился во все тяжкие, но привычная к неверным мужчинам Авдотья уже не переживала, не обращала на это внимания. Она нашла свою тихую пристань. Она стала матерью, и ее жизнь рядом с замечательными людьми как-то сама собой закончилась. Далее все стало обыденным и непримечательным. Авдотья Яковлевна тихо старела и забывалась в литературном свете.