Самые скандальные треугольники русской истории

Пора было почивать на лаврах. И они не заставили себя ждать. В 1913 году в издательстве М. О. Вольфа выходит собрание сочинений Д. С. Мережковского. В 1914 году академик Н. Котляревский выдвигает Мережковского на получение Нобелевской премии. В том году из-за начавшейся Первой мировой войны премия вообще никому не была вручена (хотя по физике, медицине и химии вручалась). В следующем, 1915-м Дмитрия Сергеевича обошел Ромен Роллан. Он еще будет выдвинут несколько раз и ближе всего к цели окажется в 1933-м. Как назло, его тогда обойдет другой выдающийся русский эмигрант Иван Бунин. Хотя в большинстве случаев Нобелевка как продукт непонятных политических игр выражает далеко не истинное положение дел в литературе, иногда ее вручение/невручение бывает справедливым.

Стал сказываться и возраст. У Мережковского врачи то обнаруживали сердечное заболевание, то не обнаруживали. Но он начал активно лечиться у заграничных в основном врачей, посещать курорты. Вслед за ним передвигалась и дружная тройственная семья.

У Мережковского и Гиппиус еще выходили пьесы и сборники стихов. Но окружающих больше интересовала их эволюционирующая гражданская позиция. Начавшуюся мировую войну они встретили без малейшего энтузиазма и осудили. На этой почве супруги даже сблизились с человеком, которого всегда считали врагом, А. М. Горьким. Вместе они попытались создать общество за выход из войны.

Гиппиус между тем сильно прошумела в обществе пьесой «Зеленое кольцо», поставленной накануне революции в Александринском театре. Тема для нее обычная — о ненужности любви, о необходимости пожертвовать полом во имя лучшей жизни. В центре событий конфликт поколений. Вина отцов и матерей, чуждость их детям объясняется просто: взрослые не могут отказаться от половой жизни — источника всех бытийных несчастий. Будущее — светлое, но неопределенное — в отказе от секса, от тяжести и проклятия плотской жизни, в уходе в мистическую религиозность. И очень неожиданно в этой пьесе в Зинаиде Гиппиус при всем ее модернизме открывается русская шестидесятница из числа читателей «Что делать», поклонников Рахметова и фиктивных браков, что-то вроде пресловутой Веры Павловны.

Окружающих продолжал интересовать и затянувшийся феномен тройного сожительства. Но если старым знакомым этот факт уже порядком поднадоел, то новых еще удивлял, но не всех. В феврале 1915 года на новую петербургскую квартиру Мережковских на Сергиевской улице Александр Блок привел молодое дарование, девятнадцатилетнего Сергея Есенина. Тот тоже был любителем эпатажа и явился одетым так, как и полагалось бы одеваться крестьянским поэтам — в косоворотке, плисовых штанах и валенках. Зинаида Николаевна, как всегда, бесцеремонно близко оглядела гостя через лорнетку, словно экзотическое насекомое, и спросила:

— А что это на вас за гетры такие странные?

И повела знакомить со своей семьей.

— Мой муж, Дмитрий Сергеевич Мережковский.

Есенин немного с ним поговорил. А потом Гиппиус представила второго.

— Мой муж, Дмитрий Владимирович Философов.

Есенин воспринял это как должное, не показав ни малейшего крестьянского недоумения. Это понравилось Зинаиде, и она, как Антон Крайний, написала на Есенина первую в его жизни позитивную рецензию, отметив, что его ждет большое будущее. Почти такая же история произошла с молодым Осипом Мандельштамом и его первым сборником.

Будучи противниками монархии, члены тройственной семьи горячо приветствовали свержение царя и Февральскую революцию 1917 года. Поскольку Сергиевская улица находится в двух шагах от Таврического дворца, на квартиру к Мережковским часто заходили с последними новостями знакомые члены Государственной думы. Однажды зашел и на тот момент военный министр А. Ф. Керенский с просьбой к Мережковскому написать популярную историческую брошюру для солдат. Но если по мере развития событий Зинаиду Гиппиус не покидал энтузиазм по поводу перемен в жизни страны, то в Мережковском все больше просыпался пророк-пессимист. Он предрекал, что к власти придет Ленин. Дмитрий Философов был согласен с обоими.

Блевотина войны — октябрьское веселье…
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил — засек кнутом.

(29 октября 1917)

Октябрьский переворот Мережковский встретил с мрачной радостью от сбывшегося предсказания — грядущий хам превратился в настоящего. Но супруги и их друг-публицист продолжили бесстрашно печатать антибольшевистские статьи в газетах, которые могли еще это напечатать. Большевики не сразу закрывали оппозиционные себе издания. В квартире на Сергиевской иногда собирались знакомые эсеры. Однако новые власти, как и старые, продолжали не замечать откровенной оппозиционности Гиппиус и Мережковского. Хотя ВЧК была уже создана. Значит, не так опасны, как поэт Гумилев.