Читаем Самые странные в мире. Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели полностью

Таким образом, в широком смысле нормы — это стабильные, самоподдерживающиеся наборы культурно усвоенных взаимосвязанных представлений, практик и мотиваций, которые возникают по мере того, как люди учатся друг у друга и взаимодействуют на протяжении поколений. Нормы задают социальные правила или стандарты, которые предписывают, запрещают или иногда одобряют определенные комбинации действий. Это достигается благодаря последствиям для репутации, которые несут данные действия, то есть благодаря оценкам и реакциям сообщества. Примечательно, что нормы часто включают в себя представления вроде веры в то, что нарушение табу будет иметь последствия для успеха на охоте, и эти представления помогают мотивировать людей на соблюдение нормы, контроль за поведением товарищей и наказание нарушителей.

Врожденные опоры и базовые институты

Хотя культурная эволюция может создавать огромный спектр произвольных норм, связанных, например, с сексом, ритуалами и одеждой (например, ношение галстуков), не все социальные нормы с одинаковой вероятностью получат развитие или приживутся в обществе. Когда начали возникать первые социальные нормы, мы были обезьянами, в течение длительного времени наделенными множеством социальных инстинктов в отношении совокупления, воспитания детей, социального статуса и формирования союзов. Культурная эволюция, которая, вероятно, в какой-то степени уже начала набирать обороты, могла лишь развивать нашу обезьянью психологию за счет обострения и усиления наших инстинктов, побуждающих помогать близким родственникам, заботиться о потомстве, налаживать связи с партнерами и не допускать инбридинга (инцеста). Формирующиеся нормы должны были преимущественно опираться на эти инстинкты и расширять их. Закрепленные на относительно крепких психологических опорах нормы в большинстве случаев оказывались долговечнее более произвольных, не имеющих под собой прочной основы альтернатив.

Эта психологическая закрепленность объясняет, почему наши самые фундаментальные институты уходят корнями в родство. Как и другие приматы, люди обладают врожденной склонностью к родственному альтруизму — альтруизму по отношению к близким генетическим сородичам. Этот выработанный эволюцией аспект нашей психологии объясняет, почему матери любят своих младенцев, а братья и сестры обычно держатся вместе. Нормы родства не только усиливают эти мощные мотивации, создавая в сообществах социальные ожидания (например, что братья и сестры должны помогать друг другу), но и распространяют эти ожидания за пределы нуклеарной семьи на более дальних родственников и даже на незнакомцев. Когда более дальних родственников начинают называть мамой, папой, братом и сестрой, наборы норм и, возможно, даже некоторые интернализованные мотивы по поводу таких отношений распространяются вширь вместе с ярлыками, по сути способствуя постепенному сближению с более дальними родственниками. Однако, в отличие от многих основанных на земледелии обществ, где нормы уплотняют сети социальных связей, нормы обществ кочевых охотников-собирателей позволяют отдельным людям и целым семьям формировать широкие, разнесенные в пространстве родственные структуры, простирающиеся на десятки или сотни километров[106].

Во многих обществах врожденная психологическая опора, связанная с близкими генетическими родственниками, может сочетаться с психологической силой личных имен для создания института, который помогает людям сплетать воедино широкие индивидуальные сети. В Африке среди охотников-собирателей из народности жуцъоан, проживающих в пустыне Калахари, имена близких людей используются для установления аналогичных отношений с дальними родственниками и даже с незнакомцами, чтобы тем самым сблизиться с ними. Например, если вы встретите молодую женщину по имени Кару, а вашу дочь тоже зовут Кару, вы можете попросить эту другую Кару называть вас матерью или отцом. Это делает ее ближе и означает, что вы должны относиться к ней как к дочери, что, конечно же, автоматически подразумевает, что Кару отныне недоступна вам в качестве брачного партнера. Такая практика именования сближает людей как в психологическом, так и в социальном плане и обеспечивает гибкий способ вовлечения всех в сеть родственных связей. Согласно одному исследованию, такие именные сети достигали в радиусе от 90 до 180 км. Как и во многих других подобных популяциях, жуцъоан стремятся включить в круг родства сразу всех и чувствуют себя некомфортно среди людей, находящихся за пределами этого круга[107].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг.
Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг.

В начале 1920-х годов перед специалистами IV (разведывательного) управления Штаба РККА была поставлена задача "провести обширное исследование, охватывающее деятельность агентуры всех важнейших государств, принимавших участие в мировой войне".Результатом реализации столь глобального замысла стали подготовленные К.К. Звонаревым (настоящая фамилия Звайгзне К.К.) два тома капитального исследования: том 1 — об агентурной разведке царской России и том II — об агентурной разведке Германии, которые вышли из печати в 1929-31 гг. под грифом "Для служебных целей", издание IV управления штаба Раб. — Кр. Кр. АрмииВторая книга посвящена истории германской агентурной разведки. Приводятся малоизвестные факты о личном участии в агентурной разведке германского императора Вильгельма II. Кроме того, автором рассмотрены и обобщены заложенные еще во времена Бисмарка и Штибера характерные особенности подбора, изучения, проверки, вербовки, маскировки, подготовки, инструктирования, оплаты и использования немецких агентов, что способствовало формированию характерного почерка германской разведки. Уделено внимание традиционной разведывательной роли как германских подданных в соседних странах, так и германских промышленных, торговых и финансовых предприятий за границей.

Константин Кириллович Звонарев

Детективы / Военное дело / История / Спецслужбы / Образование и наука
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

История / Образование и наука / Военная документалистика и аналитика