Она молча смотрела в его глаза Ганкиными глазами, и тогда, почти против воли, он рассказал — не ей, а Ганке! — о том, что случилось на острове, что произошло с Ураном и Верой, а потом с зелеными зайцами.
Когда он замолчал, Ганка минуту смотрела молча, с ужасом, а потом опустила ресницы и голосом Марии Кирилловны сказала:
— Я должна ненавидеть их, а мне их жалко. Они хотели исправить, исправить то, что делали мы, исправить нашу жестокость… но оказались так же жестоки. Может быть, все ошибки можно исправить только добротой?
Валерка пожал плечами. Откуда он знал?!
— Я тоже не знаю, — сказала Марья Кирилловна.
Помолчали.
— Я пойду, — сказала она наконец, поднимаясь и старательно придерживая полы плаща. — Пора возвращаться.
Валерка кивнул.
— Знаешь что… — проговорила Мария Кирилловна нерешительно. — Я запишу Сан Санычу свой адрес. Ты должен обязательно приехать к нам в Москву. У нас прекрасный дом, огромный сад. Мои внуки — твои ровесники, ты с ними подружишься. Мою внучку — мы с ней очень похожи! — зовут Галя, но мой муж всегда называл ее Ганкой…
Тут в глазах у Валерки все расплылось, он никак не мог понять почему, а когда дошло, что это слезы, Серегина уже ушла.
Теперь и он мог пойти домой.
Солнце клонилось к закату, но Валерка не знал, который вообще час. Посмотрел на запястье — а часов-то нет. Они так и остались у Серегиной.
Да ладно, наверное, Сан Санычу передаст. Зачем они ей?
И Валерка наконец пошел — сначала мимо придорожного кафе, на пороге которого топталась «подушка» Фаня в своей пестрой «наволочке»; потом по обочине федеральной трассы, на которой опять возникла пробка, поскольку все водители притормаживали посмотреть, что ж за толпа на берегу собралась; а потом и улицами Городишка — под аккуратно подстриженными тополями.
Урана на острове так и не нашли, и никакого туманного озера — тоже. Все исчезло, когда исчезли эти мать и сын!
Туманы стали в Городишке теперь не такие густые. В них достаточно хорошо видно, так что даже по федеральной трассе можно медленно ехать, поэтому пробки у Городишка больше не собираются. Но на реку все равно никто не выходит. Старое правило «Уйдешь в туман — не воротишься!» еще живо.
Деревья в Городишке больше никто не подстригает.
Павла Привалова — Пашки — среди спасенных не оказалось. Наверное, он и был тем зеленым зайцем, которого с перепугу подстрелил Бета…
Очень многие спасенные с острова обратились к психиатрам. Среди них Альфа.
Мария Кирилловна Серегина теперь активно выступает против добычи сланцевого газа на Волге.
Адрес свой она Сан Санычу оставила, но Валеркины часы не вернула. Забрала себе. Взамен ему пришла из Москвы посылка с «Роллексом».
Самым настоящим!
Мама носить «Роллекс» пока не велела, да Валерке и неохота его носить. Там выгравирована надпись:
Маме, правда, он все рассказал —
Выслушав, она отвернулась и насморочным голосом сказала, что Валерка обязательно должен съездить в Москву.
Ну что, может, он когда-нибудь и соберется.
Ночь на французском кладбище
Сонику и Анику
Прозвучал сигнал.
Настало время проснуться.
Сигнал был похож на звук горна, который солдат слышал когда-то — давным-давно, когда был мальчишкой. Он ощутил, как улыбка тронула его неподвижные, оледенелые губы.
Что-то запищало рядом, затрепетало, будто вспугнутая птица.
Солдат вспомнил, как враг подкрался к нему… Заметив его, солдат выхватил пистолет и выстрелил. Он попал врагу в руку, однако тот успел дать очередь из автомата. Он расстрелял солдата в упор. Это случилось возле каменной ограды, увитой виноградом, и дикий голубь, который испуганно метнулся из-под узорчатых листьев, упал рядом с солдатом, сраженный той же очередью.
Враг перевязал раненую руку, с ненавистью пнул мертвое тело, забрал пистолет солдата — и ушел.
Он вернулся в деревню, уселся на свой тяжелый черный мотоцикл и умчался с громким зловещим треском, которого так боялись в окрестных деревнях: услышав его, прятали детей от того, кого они называли Огр, что значит людоед.
Иногда спрятать успевали. Иногда — нет…
Мотоцикл исчез вдали, а убитый остался лежать под стеной, и дикий голубь, почти наполовину разорванный пулями, лежал рядом.
Потом, когда жители деревни похоронили солдата, они почему-то положили рядом с ним мертвую птицу.
Они вместе уснули вечным сном — и сейчас вместе проснулись.
Солдат накрыл ладонью голову птицы, чтобы успокоить ее.
Голубь доверчиво притих. Они так много лет провели рядом, что стали будто одним существом.
Солдат прислушался. В своем сне, который люди называют вечным, он узнал, что на самом деле ни вечного сна, ни вечного покоя, ни вечной тишины не существует. Он постоянно слышал шаги своих соседей по загробному существованию: тех, кто лежал на этом маленьком деревенском кладбище или по соседству.
Соседи — каждый в свой срок — выходили и возвращались.
Солдат слегка улыбнулся, узнав походку Мирабель. Он никогда ее не видел, но знал, что она прекрасна в своем белом платье, с распущенными золотыми волосами.