Самые страшные сны Александры Е-Грин

Многие из общины исчезали бесследно. Вот он был, а вот и нет его. За то здесь никто смерти в лицо не знал. Нет стариков, нет слабых деток, нет болезней. Стоило кому-то чихнуть, так уводили его или ее заворота. Обратно пускали редко – мало кто возвращался. И все спокойно было, да мирно. Нет привязанности да любви нет и слез.

Так и прожила Лада в общине двадцать лет. Неразумной пятилеткой оставили ее здесь. Теперь время пришло в рощу отправляться.

Чужая пришла, чужой и уйдет.

И вот медная коса свободно волнами разметалась по беспокойной рубахе. И девки молодые готовы идти с ней, да не имеется Ладе. Кусает она бескровные губы. Заламывает тонкие пальцы.

– А что, других погодок мне нет разве среди нас? – спрашивает она, – Вон, Луна – то постарше меня будет. Может, ее пошлем в рощу? Я-то глупая, не справлюсь!

– Луна у нас чернявая. Ну, какая из нее дева огненная. Ей, может и вообще в рощу не попасть. – Отвечают ей.

– Идем, идем, – торопят младшие девушки, – там такая красота!

Вышли во двор.

– До высокой луны бы успеть. – лепечет одна из провожающих. – Поторопитесь, ночь коротка.

За воротами общины – темнота.

Идти тяжело – идут по траве, подолы рубах намокли и прилипают к ногам, путаются между ними. Молодым девушкам все веселье – они свернувши подолы в узелок скачут вокруг Лады, подпевают ночной песне.

А у Лады ком в горле. Да и не под стать огненной деве горло драть.

А вот и подошли уже путницы к древней ивовой роще. Пробираются сквозь гибкую плетень длинных веток. А они перед ними будто расплетаются – ни волоска не заденут. Чувствует роща – свои пришли.

К священному месту Лада подошла последней и нехотя. Песчаный берег реки жадно хватает ее за босые ноги, словно не хочет подпустить ее к готовому кострищу.

Лада не сопротивляется. Глядится в мутную воду, полощет в ней и без того мокрый подол рубахи.

– Мы готовы – кричат ей девушки, освободившиеся уже от белых одеяний – дай нам новую, вечную, прекрасную жизнь!

Как только эхо над рекой смолкает, вокруг воцаряется онемелая, горячая вязкая тишина. Лада слышит лишь, как пульсирует в венах кровь, как отдается она звоном в ушах.

Вокруг только шесть полупрозрачных девиц, да ивы, ивы ивы!

Лада подходит к одной, гладит рукой ее прохладную кору, любуется стройностью да поддатливостью.

– Скорее, сестрица! – умоляет ее скрипучий дуэт. Нет сомнений в том, что голоса доносятся прямо из дерева.

Лада испугано смотрит вверх. У ивы, которую она обласкала – 2 макушки. Одна потемней, другая светлая. От каждой из них тянутся длинные русые и чернявые ветви.

– Как же так? – Лада испугано садится у корней.

– Мы отжили свое – продолжает жаловаться скрипучий дуэт. – Мы здесь уже слишком долго. Целую вечность.

– Так и что же теперь? – Лада озадачено пересыпает песок из одной ладони в другую и обратно.

– Дай нам свободу! – просит ива на два голоса.

– Да, да, а нам новую жизнь – вторят ей младшие девушки, сплетаясь косами – русыми да чернявыми – Мы для этого были рождены.

– А я? Для чего вам я? – Лада оставляет песок.

– Гори! – говорят ей девушки

– Гори! – говорят ей голоса из ивы.

– Гори – трепещет вся роща. Каждая ива на два голоса, Каждая ива о двух макушках.

– Гори! Гори! Гори!

– Горю! – Кричит Лада, взмывая над рощей.

– Горю! – Кричит Лада, соколом падая вниз.

Роща объята пламенем, огненная птица кружит над ней. Потрескивая горит ивняк. Лопается кора, сохнет, погибает. Гудит ивняк на многое множество дуэтов.

Вот за рекой показалось новое зарево. Уставшая птица не берется тягаться с зарей.

Она садится на песок.

Обгорелые пни вместо раскидистых ветвей. Гарь, да пепел.

Младших девушек и след простыл. Забрала их Макушкина роща. Вживила по парам в горелые пни. Зазеленеет ивняк к весне.

Задумалась о том огненная птица.

– Сколько вас здесь загублено? – кричит она – Сколько еще загубят после?

Нет ответа.

Расправила крылья – каждое перо поток смертоносных углей, и несется ввысь. Так высоко, выше занимающегося дня, выше ускользающей ночи.

Вот под ней и общинные дворы, частокол, светлые избы. Больше не машет крыльями птица. Она сложила их и камнем падает вниз.

Прямо на ненавистную общину.

Пусть горит она, приносящая юные жизни в жертву плакучему дереву!

Звезда.

Когда она тяжело упала, я решил, что могу загадывать желания столько раз сколько захочу.

Возможно, ей пришлось бы падать для этого вновь и вновь.

Она тихо застонала, попыталась сесть в весенней грязи.

– Ты – подделка. – вдруг закричал ей в лицо Первый. Она тихонечко сжалась в продрогший комок у его ног, опасаясь удара. – Ты не настоящая!!!!!!!!!!!!

– Эй, Первый, нам нужно раздобыть немного денег, только и всего… – попытался урезонить его я.

– Ты что, не видишь? – Он взглянул на меня обезумев. – Она ЧЕЛОВЕК!

– Первый, это действительно так. – Я усмехнулся в сторону. – Кем еще она может быть по-твоему?

Он не ответил мне, вместо этого схватил уткнувшуюся в его армейские ботинки жертву за качественно высветленные волосы и рывком поднял ее вверх. Она бы так и весела в десяти сантиметрах от земли, если бы вдруг меня не осенило.

– Первый, мы с тобой тоже люди. – Неуверенно начал я.