Самые страшные войска

Предупредили две пограничные заставы, подняли на уши всю пограничную комендатуру, дали ориентировки всем, кому надо. Особист хотел, чтобы и вертолёты на поиск поднялись, и тревожные группы с собаками, но погранцы вежливо, но твёрдо послали его на хрен. Пока нет явных указаний, что эти трое хотят перейти госграницу, нечего волну поднимать, пограничников зря гонять.

И нет бы кто сказал этим шибко вумным особистам: люди, вы в своём уме? Ну кто он такой, этот военный строитель С.? Обычный деревенский пацан, тракторист. Да он сам– и там– издат в руках не держал, и вражьи голоса по радио не слушал. Крамола – она больше в городах водится, среди образованных людей. А у этого рядового всего восемь классов и ПТУ. Ну откуда в деревне шпионы или диссиденты? С какой стати он должен уходить за границу? Да ещё подговорив двух солдат. Да ему не заграница ночами видится, а "...сметана, яйца и морковка, и председателева дочь". Или кино про шпионов насмотрелись, блатных песен наслушались?

"Ваш сыночек Витенька
подобрал дружка себе,
и убив конвойного
совершил побег".

Теперь я твёрдо уверен, что большинство так называемых диссидентов не были таковыми, просто Особым отделам надо было себе работу придумать. И получать за неё звания, премии, награды.

По телефону особист потребовал от нашего ротного самому ехать на вахту и разыскать меня. В противном случае следующее его место службы будет на Колыме. Только без погон. За пособничество.

На чём ехать-то, дороги размыло, последняя машина еле добралась. Начальник автоколонны предложил:

– А давайте на турболёте. Успеем до утра туда-обратно обернуться.

Турболётом называли невиданный аппарат, олицетворённый в металле полёт стройбатовской технической мысли. На хороший, в общем-то, трелёвочный трактор ТТ-4 поставили двигатель и коробку передач от МАЗа. И получили невиданный чудо-агрегат. К проходимости гусеничного трелёвочника прибавилась скорость автомобиля. Вместо трелёвочного щита поставили деревянный кузов. Неизвестно, какая у него была максимальная скорость, спидометра на турболёте не было, но за пятьдесят – это точно. И турболёт с ротным и старшиной на борту умчался в светлую даль полярного дня в погоне за тремя потенциальными нарушителями государственной границы. На вахте, разумеется, нас не нашли, но забрали на вахте оставшихся солдат.

...Я ещё не спал, когда услышал, как ворвавшийся в казарму старшина спросил у дневального:

– Где С.?

– Вон он, спит.

– А ещё двое?

– Тоже.

– Давно они пришли? – спросил уже ротный.

– С полчаса где-то.

Старшина с ротным подошли к моей койке и приподняли одеяло. Я притворился, что сплю.

– Ух, – выдохнул ротный. – Колыма отменяется, здесь солдат. Сука он, переволновался из-за него!

Гауптлаг-4. Найда

Лето 1973 года, с. Огоньки Крымской области.

Мама попросила меня вынести ведро с помоями с формулировкой:

– Подальше...

То есть – за дорогу, в бурьян. Так в нашем селе решались вопросы канализации. Я шёл и тихо обалдевал. Не привык ещё к Крыму. Всё здесь было какое-то, не знаю, не наше, что ли, непривычное. Ожившие легенды и предания. Скифские курганы, разнесённые взрывами фугасных снарядов в Великую Отечественную. Мрачные бетонные доты заброшенных береговых батарей возле моря. Высохшее солёное озеро Тобечикское, покрытое розовой коркой соли. Добротный большой дом немецкого помещика, сбежавшего после Гражданской войны. Остатки дороги из каменных плит, выложенной ещё римлянами-греками. Скала Корабли, о которой писал ещё Житков в своей сказке-легенде. Подземные штольни-каменоломни со следами боёв. Все годы, что жил в Крыму, меня не покидало ощущение прикосновения к легенде.

От размышлений меня оторвало громкое "Гав!" над ухом. Я повернулся и вздрогнул: прямо напротив меня стоял огромный соседский пёс Пират, немецкая овчарка. Отпустили его хозяева побегать, не всё же ему бедному на цепи сидеть, даже цепным надо размяться. Отпустили и не подумали об окружающих. Дескать: "Не бойтесь, он, когда не на цепи, не кусается". Это они сами так считали. Только вот Пират, похоже, не знал об этом. Пират присел на задние ноги, прижал уши, и шестым чувством я понял, что сейчас он прыгнет на меня. И в момент его готовности к прыжку я плеснул ему из ведра помоев точно в нос. Сам не знаю, как у меня такое решение созрело, как-то само собой вышло. Пёс заскулил, поджал хвост и побежал к своему дому. С тех пор я собак не боюсь. Одна проблема только – они меня тоже не боятся, иногда и кусают.

Зима 1980 года. Северная Карелия, гарнизонная гауптвахта в пос. Новый Софпорог.

– Выходи.

Интересно, куда? На работу, поди, освобождение пока не светит. Только бы не на погрузку брёвен в вагоны. Брёвна были очень тяжёлые, а носить их надо было бегом. Это губа, а не санаторий.

– Пойдёшь на уборку территории. Шинель возьми на вешалке.