– Она видела мое лицо. Она знала, что мы подрались. Думаю, она подозревала, что я убил его. А если он жив и где-то прячется, то наше обращение в полицию не принесет ему ничего, кроме неприятностей. Потому что тогда власти узнают, что мой отец издевался надо мной, даже если они не узнают самого худшего. Тогда его спокойная жизнь закончится. – Он сделал глубокий вдох и с шумом выпустил воздух. – Поэтому моя мать еще глубже погрузилась в режим самосохранения и держала язык за зубами. Через три недели отец вернулся из леса, сильно хромая, но ничего не сказал, а просто приступил к своим делам на ранчо.
– Он выздоровел в лесу?
– Вроде того. Там была охотничья заимка, куда он иногда ходил. После этого он всегда сильно хромал, имел проблемы со спиной и с легкими.
– Я помню, как он хромал, когда я заканчивала школу, – задумчиво сказала Ребекка. – Ты тогда сказал нам, что трактор переехал ему ногу.
– Да. Так говорила наша милая семейка. Такое постыдное лицо мы представили городу. И если другие люди с годами могли что-то заподозрить, то они абсолютно не собирались помогать мне. С того дня отец больше никогда не разговаривал со мной. Любое общение происходило через маму. А через три года он умер. Возможно, я все-таки убил его.
Ребекка смотрела на Эша, и воспоминание о том, как он брел по дороге в грозу, было таким ярким, как будто это случилось вчера. Вид его лица, когда он повернулся к ней под дождем. Кровавый разрез, тянувшийся от глаза до рта. Кровь на его рубашке. Ободранные и окровавленные костяшки пальцев. Сейчас она видела все это в другом контексте.
– А… «Скорая помощь»? – тихо спросила Ребекка.
– Я просто не мог, Бекка. Я не мог допустить, чтобы
Теперь Ребекка понимала почему. Ее сердце едва не остановилось под грузом этого нового знания.
– Поэтому ты убежал из дома, когда тебе было одиннадцать?
Эш кивнул:
– Бегущий Ветер иногда говорил со мной о церемонии поиска духа. О том, что молодой воин должен подготовить свой разум, чтобы одному уйти в лес, убить медведя и вернуться героем. – Он криво улыбнулся. – Не думаю, что он намекал мне на возможность убить отца; скорее он имел в виду, что я должен убить демона, обитавшего внутри меня.
Ребекка еще раз посмотрела на его шрам и решила, что знает, почему он так и не обратился к пластическому хирургу. Это был боевой шрам воина, который убил своего медведя. И она своими руками поспособствовала форме этого шрама, когда наспех зашила его.
Куда он мог направиться от этого места? Мог ли Эш снова когда-нибудь обрести душевную целостность?
Не поэтому ли он держался отстраненно в своем браке с Шоной, что способствовало их разрыву? Его слова, сказанные в тот вечер, когда они находились в его доме, всплыли в памяти Ребекки.
– Ты никому не скажешь, Бекка. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты не скажешь Грейс Паркер, другим полицейским, никому. Мне нужно, чтобы ты сохранила это при себе. Ради меня.
Она кивнула, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами.
– Это было падение с лошади, – прошептала она. – Вот и все, что им нужно знать, но, Эш… мое молчание будет похоже на молчание твоей матери. Я…
– Нет, не будет, – твердо сказал он. – Просто мне нужно твое доверие. Мне нужно, чтобы ты
Она сглотнула и закусила губу, когда по ее щекам потекли слезы.
– Я верю. Я верю. – Она тесно переплела его пальцы со своими. – Это будет оставаться между нами до тех пор, пока ты не захочешь поделиться. Если вообще захочешь. – Она заглянула ему в глаза. – Ты ведь знаешь, что есть люди, с которыми можно говорить о таких вещах? Групповая терапия. Другие тоже переживали это; они могут помочь.
– Пока нет. Не сейчас.
Она смахнула слезы со щеки.
– Что тебе нужно от меня? Чего ты теперь хочешь от меня?
– Чтобы ты обняла меня. Ты можешь просто обнять меня?
Ребекка кивнула, не в силах говорить от прилива эмоций, перехвативших горло. Слезы снова заструились по ее лицу; она обвила его руками и увлекла за собой. Они лежали на кровати, и он положил голову ей на грудь. Ребекка гладила его волосы, и весь мир как будто изменился.
Она обнимала любимого человека, и между ними больше не осталось никаких преград.