Самые знаменитые истории любви войны 1812 года

Лора впоследствии прокомментировала это письмо следующим образом: «Глухой стон вырвался из глубины моего сердца, когда я прочитала это роковое письмо. Я вту же минуту увидела все следствия пагубной слабости этого молодого человека, так худо понявшего прекрасную свою обязанность, которую он должен был исполнить при несчастном герцоге. Я видела, как мой бедный друг приезжает в дом своего отца, и как он, похожий на страшное привидение, может быть, делается причиной смерти дряхлого старика, от которого из жалости скрывали положение его сына».

«Удивительное дело, — пишет по этому поводу С. Ю. Нечаев, — плохо понял свои обязанности, оказывается, мальчишка, не покинувший и сопровождавший своего тяжело больного дядю. А почему не жена, предававшаяся развлечениям в Париже и фактически бросившая своего умирающего мужа? Но оставим всю эту патетику на совести “модной писательницы” Лоры д’Абрантес, тем более что других описаний последних дней нашего героя у нас и нет».

Итак, Лора осталась в Женеве, а в Монбар к Жюно отправился ее брат Альбер с указанием присылать ей свежие новости о состоянии мужа. Альбер приехал в Монбар на следующий день и занял свой пост наблюдателя. Из этих наблюдений, обильно приправленных тенденциозными эпитетами самой Лоры, сложилась следующая картина: «Увы! Предчувствия мои были справедливы. Отец Жюно, от природы мрачный характером, был поражен этим страшным явлением так, что совершенно потерял возможность сделать что-нибудь полезное для сына. Обе сестры Жюно, не меньше приведенные в ужас, умели только плакать и жаловаться, по крайней мере, младшая из них. Сын ее, этот Шарль Мальдан, был таков же, как в Лионе: ничтожный ребенок, и его бесхарактерность имела пагубные последствия. Все они не знали, что делать. Жюно был окружен только любовью жителей городка Монбара, и благородные, великодушные поступки их в этом случае удивительны. Четверо из них бодрствовали и смотрели за больным».

«Интересная получается картина: дряхлый отец потерял всякую способность сделать что-либо полезное для сына, сестры — умеют только плакать и жаловаться, племянник — ничтожный ребенок. В результате у постели больного Жюно вынуждены были дежурить совершенно посторонние жители Монбара. А где же, позволительно будет спросить, был сам Альбер — в некоторой степени родственник Жюно, его шурин, пышущий здоровьем мужик, да к тому же всем своим положением в жизни обязанный именно родственным связям с герцогом? Чем он проявил себя в эти тяжелые дни? Наверное, он был очень занят писанием писем (так и хочется сказать, донесений) своей сестрице».

//__ * * * __//

В доме отца встревоженный и затравленный Жюно не переставал думать о жестокости и несправедливости судьбы. Мысли эти стали его навязчивой идеей. Император, Франция, Лора, маршальский жезл — весь окружавший его мир, все, что было ему дорого, оказалось гнилой, омерзительной декорацией. Как все опостылело! Почему так медлит смерть? Почему дает время и возможность снова и снова ворошить всю эту грязь?

Как все происходило в точности, не узнает уже никто. Мы можем лишь предположить, что это было так или примерно так: дрожащей походкой Жюно поднялся по лестнице, проскользнул в свою комнату, повернул ключ в замочной скважине, поспешно открыл окно. Жизнь в тысячах проявлений, звуков, шорохов была рядом, на расстоянии протянутой руки. Он сел на подоконник, свесил ноги.

«Тело ударилось о мостовую с глухим стуком, но Жюно и здесь не повезло: он не умер сразу, а лишь получил сильные ушибы и в нескольких местах сломал ногу. В других обстоятельствах, даже при умеренной жажде жизни у пострадавшего такое ранение не было бы смертельным».

Местные лекари, прежде всего один медик из Самюра и другой из Шатийона, пытались что-либо сделать, они ампутировали несчастному герцогу поврежденную ногу, совершая при этом, как указывал еще Платон, самую большую ошибку врачей, состоящую в том, что они пытаются лечить тело человека, не пытаясь вылечить его душу. Жюно не становилось ни лучше, ни хуже, он был отрешенным, погруженным в себя, стоящим как бы на пороге вечности.

Из Парижа был вызван и приехал вместе с дядей Жюно, главным сборщиком податей в департаменте Верхней Соны, знаменитый хирург Дюбуа, но и он ничего не смог изменить. Жюно стал срывать повязки, бредить. Началась гангрена, а вскоре и общий паралич.

Жюно умер 29 июля 1813 года в четыре часа вечера.

Свое отсутствие в Монбаре в последние часы жизни Жюно Лора впоследствии очень художественно объясняла плохим самочувствием после случившегося у нее выкидыша. Она писала: «Бедные дети мои в одну неделю едва не сделались совершенными сиротами. Когда я мысленно переношусь к этому периоду моей жизни, я теряю способность чувствовать от скорби и спрашиваю сама себя, не имеет ли человек больше сил для страданий, нежели для счастья?»

//__ * * * __//