Говорят, разъездной жизнью трудно жить. Да Анне все равно, лишь бы танцевать! За год она изнашивает 2 тысячи пар балетных туфель. И куда ни приезжает, президенты и монархи всего мира устраивают приемы в ее честь. От короля Испании ей много лет приносили букет перед каждым выступлением, где бы она ни концертировала. Она зарабатывает баснословные гонорары — до 600 фунтов за вечер — самые большие деньги в балете. Но может выступать и задаром. Однажды в Австралии, чтобы ободрить уставших людей, танцевала на наскоро сколоченной эстраде. В Мексике выступала в парке — прямо под проливным дождем. В Индии же Анне и вовсе пришлось дать половину спектаклей бесплатно. У большинства сидевших прямо на земле перед театром зрителей не было денег.
Что ж, она была счастлива — ее ждал весь мир. И был дом, куда она, выгнанная из России, могла вернуться. Лондонский Айви-Хаус — Дом в Плюще, окантованный парком с озером и подстриженной лужайкой на английский манер. Просторные комнаты, огромные камины, тяжелые гардины на стенах и ковры на полу — все тоже типично английское. Но быт в этой английской усадьбе наладился совершенно русский — здесь ставили самоварчик, ели гречневую кашу, пекли черный хлеб. На кухне Анна приютила повара Владимира. Во время обеда он, уже подслеповатый и полнеющий, бочком просачивался в столовую, интересуясь: угодил ли «мадам Нюре»? И стоило кому за столом зазеваться, быстро подкладывал на тарелку еще кусочек, еще ложечку. Ведь все они — такие худышки, особенно сама «мадам Нюра».
«Худышки» — ученицы балетной школы, которую Анна устроила тут же в Айви-Хаусе. С 10 утра только и слышно: держи спину, тяни носочек. Великая балерина Анна Павлова ползает на коленях вокруг учениц, выправляя движения их ног. Своих детей Бог не дал, вот и возится с чужими. Одно жаль, времени на школу не хватает. Опять гастроли! Весь мир ждет Павлову — Европа, Япония, Индия, Малайзия, Австралия, Египет, страны обеих Америк. Как прекрасен этот полет над миром!
Сегодня Анна волнуется как девчонка. В Айви-Хаусе ждут гостя — знаменитого композитора Камилла Сен-Санса, автора музыки ее «Лебедя». Наконец он приехал — седовласый, но еще прямой. Анна летит к нему прямо с террасы.
— О, Божественная! — Сен-Санс целует ей руки. — Вы дарите людям счастье! Маленькая дочка моих знакомых написала в школьном сочинении:
«Я видела живую фею — Анну Павлову. Теперь я всю жизнь буду счастлива!»
Павлова взмахнула руками:
— Я покажу и вам счастье!
Она подхватила юбку и, как девочка, смеясь, понеслась к пруду. Оторопелый композитор увидел, как хрупкая женщина обняла подплывшего на ее зов лебедя. И птица, способная ударом крыла перебить человеку руку, радостно заклекотав что-то, обвила голову Анны грациозной белой шеей. А «фея Павлова», прижавшись нежной щекой к жесткому клюву, проговорила:
— Видите, маэстро! Мы из лебединой стаи!
После обеда Сен-Санс играл в музыкальной гостиной. Анна слушала, печально уронив голову на руки. Потом пошла провожать гостя, долго махала ему вслед, вытирала слезы. Когда возвратилась, ее остановил Тимофей, русский мужик, неизвестно как очутившийся в далекой Англии и приставленный теперь ухаживать за лебедями:
— Барыня! Опять лебедь сдох. Четвертый за лето. Не приживаются они тут…
Анна вскинула голову и вдруг закричала:
— Но мы же прижились! Пусть и они стараются! Мы тоже не просились на чужую землю!
И, зарыдав, она кинулась в дом — прямо в объятия Дандре. Он-то всегда там, где нужен…
А через пару недель в Ковент-Гардене Анна танцевала «Лебедя». Уже вышла на сцену, привычно перекрестилась и застыла. На груди вместо обычной жемчужной броши тусклым огнем светился… алый рубин. Костюмерша, видно, напутала. Но Анна вдруг вспомнила, как Фокин убеждал ее когда-то: лебедь уснул. Нет, Миша был не прав — лебедь умер! На груди у него — кровавая рана. И она, Павлова, танцует теперь «Умирающего лебедя»…