Мои неотложные профессиональные обязанности воспрепятствовали мне следить за немедленными действиями моего друга, но вечером я договорился встретиться с ним «У Симпсона», и там, сидя за столиком у окна и глядя вниз на потоки жизни, заполняющие Стрэнд, он рассказал мне кое-что из им предпринятого.
– Джонсон уже рыскает, – сказал он. – И возможно, соберет кое-какой полезный мусор в самых темных клоаках криминального подполья, поскольку разыскивать секреты этого человека приходится среди черных корней преступности.
– Но если барышня не верит в то, что уже известно, каким образом новые ваши открытия вдруг поколеблют ее решимость?
– Кто знает, Ватсон? Для мужчин сердце и ум женщины всегда неразрешимая загадка. Убийство может быть оправдано или объяснено, а проступок, куда менее значительный, может причинить жгучую обиду. Барон Грюнер сказал мне…
– Сказал вам?!
– Ах да, конечно, я же не рассказал вам о своих намерениях. Что же, Ватсон, я ведь люблю сходиться с моим противником поближе. Люблю встретиться с ним лицом к лицу и самому сделать вывод, из чего он скроен. Так что, отдав распоряжение Джонсону, я отправился в кебе в Кингстон и нашел барона в самом благодушном настроении.
– Он вас узнал?
– Это не составило никакой трудности, поскольку я просто вручил лакею мою карточку. Противник он превосходный – холодный как лед, говорит шелковым убаюкивающим голосом нынешних модных консультантов и ядовит, как кобра. В нем есть порода, подлинный аристократ преступлений, любезно предлагающий чай и все жестокости могилы затем. Да, я рад, что мое внимание обратили на барона Адельберта Грюнера.
– Вы сказали, что он был благодушен?
– Мурлыкающий кот, который думает, будто завидел многообещающих мышей. Благодушие некоторых людей куда смертоноснее злобного насилия более загрубелых душ. То, как он поздоровался со мной, было очень характерно. «Я так и полагал, что рано или поздно увижу вас, мистер Холмс, – сказал он. – Вас, без сомнения, нанял генерал де Мервилль в попытке воспрепятствовать моему браку с его дочерью Вайолет, не так ли?»
Я не отрицал.
«Милейший, – сказал он, – вы только погубите свою столь заслуженную репутацию. Не тот случай, чтобы вы могли преуспеть. Вы будете трудиться понапрасну, не говоря уж о том, что подвергнетесь некоторой опасности».
«Любопытно, – сказал я, – что именно такой совет я намеревался дать вам. Я уважаю ваш ум, барон, и эта краткая личная встреча моего уважения отнюдь не уменьшила. Разрешите мне говорить с вами как мужчина с мужчиной. Никто не хочет копаться в вашем прошлом и причинять вам лишние неудобства. Оно позади, и вы теперь плывете в спокойных водах, но если вы не откажетесь от этого брака, то обретете множество врагов, которые не оставят вас в покое, пока Англия не станет для вас слишком жаркой. Стоит ли игра таких свеч? Несомненно, благоразумнее было бы оставить леди в покое. Вряд ли вам будет приятно, если факты вашего прошлого будут ей представлены».
У барона под носом торчат нафиксатуренные волоски, точно короткие усики насекомых. И пока он слушал, они дрожали от внутреннего хохота, а затем он испустил легкий смешок.
«Простите, что я засмеялся, мистер Холмс, – но, право же, смешно наблюдать, как вы пытаетесь разыграть сдачу без единой старшей карты. Не думаю, что кто-либо мог бы сделать это искуснее, но зрелище, тем не менее, жалкое. Ни единого онера, мистер Холмс, ничего, кроме двоек».
«Вы так думаете?»
«Так я знаю. Разрешите, я поясню. Мои собственные карты настолько беспроигрышны, что я могу позволить себе открыть их. По счастью, я завоевал безоговорочную привязанность этой леди. Она подарила ее мне, несмотря на то что я откровенно рассказал ей о всех прискорбных злоключениях, выпавших на мою долю в прошлом. И еще я предупредил ее, что некие бессовестные и своекорыстные интриганы – надеюсь, вы узнаете себя? – явятся к ней с клеветническими россказнями, и объяснил, как ей следует обойтись с ними. Вы слышали о постгипнотических внушениях, мистер Холмс? Ну, вы сможете увидеть, как они действуют, ведь человек, обладающий сильной личностью, способен использовать гипноз без вульгарных пассов и прочей ерунды. Так что она подготовлена к вашему появлению и, не сомневаюсь, примет вас, поскольку всегда готова пойти навстречу желаниям своего отца… за исключением одного небольшого дельца».
Ну, Ватсон, говорить больше было как будто не о чем, а потому я откланялся со всем холодным достоинством, на какое способен, однако, едва я взялся за ручку двери, он меня остановил.
«Кстати, мистер Холмс, – сказал он, – вы, кажется, знакомы с Ле Брюном, французским агентом?»
«Да», – сказал я.
«Вы знаете, что с ним приключилось?»
«Я слышал, что его избили какие-то апаши на Монмартре и искалечили его».
«Совершенно верно, мистер Холмс. По странному стечению обстоятельств всего лишь за неделю до этого он наводил справки о моих делах. Не поступайте так, мистер Холмс, это приносит несчастье. Несколько человек убедились в этом на опыте. Мое последнее слово вам в заключение: идите своей дорогой, а я пойду своей. Всего хорошего!»