Самые знаменитые святые и чудотворцы России

Келья, в которой поселился преподобный, находилась в густом сосновом лесу, на берегу речки Саровки, на высоком холме, верстах в 5–6 от монастыря. Она представляла собой небольшую избушку из одной комнатки с печкой и сеней. Возле кельи преподобный устроил небольшой огород, а потом и пчельник. Позднее эта келья получила название «Дальняя пустынька».

Неподалеку от Серафима жили и другие Саровские отшельники. Вся окрестная местность, состоявшая из возвышенностей, усеянных лесом, зарослями кустарника, напоминала Святую гору Афон, и потому Серафим назвал свой холм горой Афонской; другим, наиболее уединенным местам в лесу он также дал названия святых мест: Иерусалим, Вифлеем, Иордан, поток Кедрский, Голгофа, гора Фавор и другие. Так окрестности Сарова стали новой Святой землей.

Одежду преподобный носил всегда одну и ту же — простую и даже убогую: на голове поношенную камилавку, на теле полукафтан в виде балахона из белого полотна, на руках кожаные рукавицы, на ногах кожаные чулки и поверх лапти. На груди у него висел тот самый крест, которым некогда благословила его мать, а за плечами — сумка со святым Евангелием, с которым преподобный никогда не расставался.

Все свое время преподобный проводил в трудах, молитве и чтении Священного писания и других божественных книг, прежде всего, писаний Отцов Церкви. В холодное время он собирал сучья и хворост и рубил их топориком для обогрева своей убогой кельи. Летом работал на огороде, где выращивал овощи. Для удобрения земли преподобный ходил в жаркие летние дни на болото и собирал там мох. При этом он часто нарочно обнажался до пояса, так что его мучили комары; но святой терпеливо сносил эти мучения для большего очищения души через добровольные страдания. Во время своей работы Серафим возносил Богу различные молитвенные песнопения, множество которых он знал наизусть; иногда случалось так, что во время работы он вдруг замирал, лопата или топор выпадали из его рук, и он всею душой погружался в себя и в свое мысленное созерцание Бога.

Так он проводил будние дни, а накануне воскресных и праздничных дней возвращался в Саровскую обитель, слушал вечерню, всенощное бдение или утреню и за ранней литургией причащался Святых Таин. Вечером он брал с собою хлеб на неделю и уходил в свою пустынную келью. Впоследствии преподобный вовсе отказался от монастырского хлеба и стал жить только тем, что выращивал на огороде. Уже в конце жизни он признался, что в течение почти трех лет питался одним отваром травы снити, которую собирал летом и сушил на зиму. «Ты знаешь снитку? — говорил преподобный одной из своих собеседниц. — Я рвал ее, да в горшочек клал; немного вольешь, бывало, в него водицы — славное выходит кушанье».

Преподобный приобрел власть не только над людьми, но и над бессловесными тварями — дикими зверями. Матрона, старица Дивеевского монастыря (находившегося под особым покровительством преподобного Серафима Саровского), рассказывая о последних годах жизни святого, вспоминала такой случай: однажды, подойдя к «дальней пустыньке» батюшки Серафима, она увидела, как он кормит огромного медведя. Матрона обмерла от страха и закричала во весь голос: «Батюшка, смерть моя!» Преподобный махнул рукой, и медведь послушно удалился. Матрона же продолжала кричать: «Ой, смерть моя!» Отец Серафим подошел к ней и сказал ласково: «Нет, матушка, это не смерть, а радость». Затем они уселись на колоде, и медведь снова вышел из леса и, подойдя к Серафиму, лег у его ног. Старец успокоил Матрону, и та тоже стала кормить страшного зверя. Матрона, служившая в то время стряпухой в Дивеевском монастыре, сильно тосковала и хотела уже оставить обитель. Случай с медведем произвел на нее неизгладимое впечатление. «Помнишь ли, матушка, у преподобного Герасима на Иордане лев служил, а убогому Серафиму медведь служит, — говорил ей преподобный. — Вот и звери слушают нас, а ты, матушка, унываешь. А о чем нам унывать?»

В эти годы его нередко посещали Саровские иноки, а иногда и миряне; они приходили за советом, или наставлением, или просто, чтобы повидать его. Святой умел распознавать людей и их тайные мысли: от разговора с одними он уклонялся и встречал их молча, с другими беседовал охотно. Если же старец встречал кого-нибудь вне своей кельи, например, в лесу, то обыкновенно смиренно кланялся ему и, не вступая в беседу, удалялся молча. «От молчания никто никогда не раскаивался», — не раз говорил он впоследствии.