Самые знаменитые святые и чудотворцы России

Надо сказать и о том, как отец Иоанн совершал Божественную литургию — вдохновенно, со слезами на глазах. Горячая, искренняя молитва как бы лилась из самой глубины его души; он будто бы разговаривал с Богом, вспоминал позднее один из участников литургии: «Голос чистый, звучный, произношение членораздельное, отчетливое, отрывистое. Одно слово скороговоркой, другое протяжно. Во время чтения как бы волнуется — то наклоняется он головой к самой книге, то, наконец, во время пения ирмоса преклоняет колена, закроет лицо руками. Кончив чтение канона, быстро входил в алтарь и падал в глубокой молитве пред престолом, начал петь стихиры быстро, скорее выбежал, чем вышел он из алтаря на клирос, присоединился к певчим и начал петь вместе с ними». А вот еще одно свидетельство: «Меня поразила тогда необычайная огненная вдохновенность отца Иоанна, — вспоминал протоиерей Сергей Четвериков, бывший еще студентом на службе святого. — Он служил, весь охваченный внутренним огнем. Такого пламенного служения я не видел ни раньше, ни после. Он был действительно как Серафим, предстоящий Богу».

Надо ли удивляться тому, что очень скоро люди потянулись к нему: сначала десятки, потом сотни, тысячи. В пору его славы в Кронштадтском Андреевском соборе собиралось на службу до 5–6 тысяч молящихся. Ежедневно Кронштадт посещало более 20 тысяч паломников, позднее их число достигало 80 тысяч человек. Порою в Великий пост у отца Иоанна причащалось до 3 тысяч человек сразу. На престоле стояло 12 и более святых чаш. Святой не имел физической возможности уделить каждому достаточно времени и поэтому в последние годы своего служения часто прибегал к общей исповеди. Вот впечатление отца Георгия Шавельского, протопресвитера армии и флота: «Трудно сказать какая — частная или общая исповедь оказывалась у него более действенной. Нам пришлось быть свидетелями общей исповеди. Огромный Андреевский собор в Кронштадте переполнен многотысячной толпой. В ночном полумраке еле мерцают свечи. Отец Иоанн читает молитву перед исповедью, нервно, проникновенно: каждое слово пронизывает душу. Потом говорит проповедь о нашей греховности: „Бог нам все дал, Он о нас беспрестанно печется. А мы Его дары употребляем во зло, грязним Его образ, надругаемся над Его любовью и долготерпением. Кайтесь, грешники!“ — нервно взывает отец Иоанн. Слышатся всхлипывания, которые скоро переходят в настоящий вой кающейся толпы, все усиливающийся по мере того, как отец Иоанн требует отчета в новых и новых грехах. Картина, переворачивающая душу, равной которой нам никогда больше не приходилось видеть».

При этом надо помнить, что проповедь отца Иоанна пришлась на годы, когда Русская Церковь, как и все русское общество, пребывала в глубоком духовном кризисе. Уровень большинства священнослужителей был крайне низок — и в этих условиях личность отца Иоанна не могла не привлекать к себе особого внимания.

Кронштадт, в котором служил святой, отличался от большинства городов Российской империи, причем отличался не в лучшую сторону. Помимо того, что это был город-порт (со всеми присущими портовым городам пороками — преступностью, воровством, пьянством, проституцией), Кронштадт служил местом административной высылки из Санкт-Петербурга социально опасных элементов — нищих, бродяг, воров и тому подобной публики. Все эти люди, переполнявшие город, ютились в жалких лачугах, а то и землянках на окраинах города (их так и называли: «посадские»). Нищета была ужасной, нравы чудовищными. «Темнота, грязь, грех, — писал об этих людях современник, — здесь даже семилетний становится развратником и грабителем».

В среде этих людей, казалось бы, нравственно погибших, презираемых всеми, и начал святой свою проповедь. «Нельзя смешивать человека — этот образ Божий — со злом, которое в нем, — учил он, — потому что Божий образ в нем все-таки сохраняется». «Нужно любить всякого человека и в грехе его и в позоре его». Ежедневно он приходил в жалкие лачуги, землянки и подвалы, беседовал с их обитателями, утешал их, ухаживал за больными, стремился помочь материально. Он сам ходил в лавочку за продуктами, в аптеку за лекарствами, приводил докторов, тратил последние копейки из своего скудного жалования на неимущих, больных, обиженных судьбою. Он готов был отдать все, что имел, — даже собственную одежду и обувь; нередко случалось так, что священник возвращался домой раздетым и без сапог. И эта его бескорыстная помощь, сострадание, проникновенная беседа, молитва, всегдашняя готовность услышать и понять другого приносили свои плоды, раскрывали для него души людей, казалось бы потерявших человеческий облик. Именно эти кронштадтские «босяки», «подонки общества» и открыли первыми подлинную святость отца Иоанна.