Самые знаменитые ученые России

«…Начался бурный организационный период, когда нужно было собирать людей, доставать помещения, оборудование, – вспоминал академик И. К. Кикоин о самых первых днях проекта. – Временно нам было предоставлено помещение в Пыжевском переулке и в Институте неорганической химии на Калужской улице. И снова Игоря Васильевича можно было видеть бегущим с облученными мишенями из одного конца коридора в другой. Казалось, мы снова в ЛФТИ. Наряду с этой работой Курчатов выполнял огромную организаторскую работу. Засиживались мы на Пыжевском до поздней ночи.

Однажды было сказано, что нужно готовить доклады о программе работ с указанием конечных сроков практического решения проблемы. Мы засели за составление такого доклада – каждый по своей части. И в один из вечеров предстали перед правительством. Докладывали тоже по своей части. И в каждом докладе содержался пункт, указывающий сроки получения практических результатов.

Как известно, эти сроки были выдержаны.

В это время Игорь Васильевич организовал работы не только по созданию института. Теоретики и экспериментаторы взаимно обучались основам будущей ядерной техники. Коллективно обсуждались основные проблемы, связанные с практической задачей, которая была поставлена. Все, особенно Курчатов, чувствовали огромную ответственность, возложенную на коллектив. Большое беспокойство вызывал вопрос, не обгонит ли нас фашистская Германия. Не было никакой уверенности, что Германия усиленно не занимается проблемой урана. Было ясно, что если в 1941 году все публикации, относящиеся к делению урана, вдруг прекратились, то все, в том числе и немцы, должны были понимать, что начались работы по использованию этого явления для важных целей. Нужно было принять во внимание и то, что в печати появился целый ряд статей с оценкой того действия, которое может вызвать цепная ядерная реакция, если она осуществится.

В лаборатории поначалу эксперименты осуществлялись в очень малом масштабе: не было места. Но теоретические и расчетно-оценочные работы велись с чрезвычайной интенсивностью. После наших докладов о перспективах решения проблемы процесс организации лаборатории резко ускорился. Довольно быстро было выделено новое помещение и приведено в порядок старое. К концу 1944 года мы уже имели достаточно приличные помещения для работы».

Для сооружения циклотрона решено было воспользоваться готовыми блоками того циклотрона, что был изготовлен в Физико-техническом институте еще до войны. В марте 1943 года в осажденный Ленинград отправились научные сотрудники Л. М. Неменов и П. Я. Глазунов. Они доставили два вагона различного оборудования. Им даже удалось переправить в Москву высокочастотный генератор, обеспечивающий ускорение частиц и крупные блоки циклотрона. Однако, электромагнит, который находился на заводе «Электросила», переправить в Москву не удалось: транспортировать махину, весящую 75 тонн, оказалось попросту невозможно.

В 1944 году в Москве заработал уникальный прибор.

Разогнанные в циклотроне дейтоны бомбардировали бериллиевую мишень, образовывая интенсивный пучок нейтронов. На пути пучка ставились исследуемые элементы, в первую очередь уран. Так были извлечены первые порции продукта взаимодействия урана-238 с нейтронами – плутония, что позволило разработать основы промышленной технологии его получения.

6 августа 1945 года американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму, а 9 августа на другой японский город – Нагасаки. В течение считанных секунд погибли сотни тысяч людей. Сразу стало понятно, что военное равновесие в мире грубо нарушено. Не удивительно, что работы над созданием атомной бомбы в СССР резко ускорились. Уже в декабре 1946 года был запущен первый советский уран-графитовый реактор, а 29 августа 1949 года на специальном Семипалатинском полигоне испытали, наконец, саму бомбу.

«…С центрального пульта пошли сигналы, – вспоминал один из участников испытаний (В. С. Комельков). – По сети связи донесся голос с пульта управления: „Минус тридцать минут“. Значит, включились приборы. „Минус десять минут“. Все идет нормально. Не сговариваясь, все вышли из домика и стали наблюдать. Сигналы доносились и сюда. Впереди нас сквозь разрывы низко стоящих туч были видны освещенные солнцем металлическая башня и цех сборки. Несмотря на многослойную облачность и ветер, пыли не было, ночью прошел небольшой дождь. От нас по полю катились волны колышущегося ковыля.

«Минус пять» минут, «минус три», «одна», «тридцать секунд», «десять», «две», «ноль»!

На верхушке башни вспыхнул непереносимо яркий свет.

На какое-то мгновение он ослаб и затем с новой силой стал быстро нарастать.