Самый бешеный роман

– Конечно, я еще и виноват! – буркнул он, а я почувствовала себя как на пороховой бочке.

Замолчали все, кроме Рыжика. Я отвлеклась на пейзаж за окном – сначала все поля да леса – бесконечные, заснеженные, навевающие сон. Потом проезжали какую-то деревню – то ли Ложки, то ли Чашки: домики, занесенные до окон чистым, нетронутым снегом. Кое-где горел тусклый свет, кто-то топил печку. Как необычно! Все-таки хорошо, что я поехала – я так давно не была на природе, забыла эти деревенские домики, среди которых ходила с Мисс Бесконечностью в далеком детстве на подмосковной даче, оценивая качество покраски.

– 14-90 – смотри-ка, здесь опять дороже.

Проехали Тверь.

– 15 рублей. Мрак!

Выехали из города – опять километры лесов и белых, словно мертвых полей… Тоска…

По дороге изредка попадались населенные пункты, полуразрушенные церкви с облупившейся краской на стенах и стертой позолотой на куполах. Запущение…

– О! Наша полоса пошла! – радостно заметила мама, когда мы миновали вытянутый почти до трассы сосновый мыс.

– Да ты только посмотри, какая ясность! – воскликнул Николай Иванович.

Теперь, когда бензоколонки кончились, а по обе стороны дороги радовала глаз девственная природа, отчим сменил пластинку: вместо цен на бензин он то и дело повторял:

– Нет, вы только посмотрите, какая четкость!

Я уже не чувствовала ног и подумывала о том, что мне придется учиться ходить заново.

– Какая яркость!

Сзади послышался тяжелый вздох мамы.

– Ясность какая, надо же!

На истошное мяуканье Рыжика уже никто не обращал внимания, у меня же было только одно желание – открыть дверцу машины и вывалиться на ходу. Я больше не могла терпеть столь напряженную обстановку в салоне.

– Какая четкость!

Нет, это просто ненормально, повторять одно и то же тысячу раз. Я сейчас взорвусь! И тут мама, к счастью, воскликнула:

– Мань! Видишь вдалеке блестящую крышу?

То, что это крыша, я, конечно, не видела, но вдалеке действительно что-то блестело.

– Ну, – тупо произнесла я, и голос прозвучал, как со дна колодца.

– Это наш дом.

Наконец-то. Прибыли.

Машина остановилась на обочине. К дому, хоть он и стоял у самой дороги, пройти (не говоря о том, чтобы загнать машину в гараж) не представлялось никакой возможности.

– У нас тут зимой своя система, – заявила мама, когда Николай Иванович вылез из машины.

– Куда это он?

– Сейчас пролезет в мастерскую, возьмет лопату, снег расчистит, потом все из машины выгрузим, котов в последнюю очередь – дом ледяной. Печку растопим. Два дня холод будет собачий.

На улице смеркалось. Николай Иванович лихо раскидывал снег налево и направо.

– Может, ему помочь? – неуверенно спросила я.

– Сиди, куда там! Ты посмотри, сколько снега-то – утонуть можно! – остановила меня мама.

В конце концов этот сумасшедший день закончился, и все мы расположились на первом этаже: Николай Иванович, мама, кошки и я. Температура в доме была, кажется, ниже, чем на улице. Я легла спать в чем приехала – в пуховом свитере, джинсах, под тремя ватными одеялами. На мою подушку пришел сначала Рыжик, потом Дашка прогнала его, и крикун лег мне на грудь. Минут через десять со мной в кровати уже лежало семь кошек – в этом доме они были главными хозяевами, им тут позволялось все.

– Маша, ты не переживай, первый день всегда такой сумбурный, завтра все встанет на свои места, – успокоила меня мама. «Но что может измениться? Разве только температура в доме повысится…» – подумала я и мгновенно уснула.

* * *

Пробудил меня дикий грохот. «Срочно в душ!» – подумала я, лежа с закрытыми глазами, но когда их открыла, увидела обитые вагонкой стены, черного кота с белым треугольником на морде, термометр на стене возле соломенного светильника и поняла, что душ – только несбыточная мечта.

– Чав, чав, чав, чав, чав! – кричали мама с Николаем Ивановичем наперебой – черный кот сорвался с места и побежал на кухню.

Я встала, ощущая себя совершенно разбитой, с налетом гари и сажи после вчерашней дороги, будто сутки ехала в поезде, в общем вагоне. В доме было так же холодно, как и вчера, меня бил озноб.

Войдя в кухню, я увидела незабываемую картину: над мисками сидело двадцать пушистых комочков разных цветов и пород – не было видно даже линолеума. И это ни на что не похожее чавканье двух десятков зверьков доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие маме, продлевая жизнь и, по ее словам, наполняя энергией.

– Здравствуйте, – поприветствовала я маму, Николая Ивановича ну и трапезничающих.

Николай Иванович не имел привычки здороваться, как, впрочем, и говорить «спасибо» после еды, желать спокойной ночи перед сном и прощаться.

– Ну, как ты? – спросила меня мама. – Мы уже напахались. Сейчас поедят, и сядем завтракать. Хочешь есть?

Нет, есть совершенно не хотелось, тянуло снова залезть под одеяло и заснуть.

– Что-то вид у тебя сегодня не очень, – обеспокоенно сказала она и, пробираясь между питомцами, подошла ко мне вплотную, потрогала лоб и заявила: – Да у тебя жар! Еще не хватало тут разболеться! Ложись в кровать!

– Мрак! Ну и молодежь пошла – дохлятина какая-то!

– А ты дрова иди принеси – в доме холод собачий!