Самый бесполезный мутант (СИ)

Даже знаю, какой десяток, отметила про себя Мина. Значит, это он поднял тогда твою руку? И стрелял в спину тоже он… Джимми не ошибся насчёт более широких админских прав. Мирный технический работник, говоришь? Конечно, мирный, ему самому лезть в пекло и не надо, он из машины руководил тобой, как персонажем в компьютерной игре. Даже не хочется спрашивать, ласкает ли он тебя этими десятками пар рук, или он после такой травмы чужд подобных желаний. Хотя может, и стоило б спросить. Почему-то верится, что ты спокойно приняла бы это…

– Ты… чувствовала это?

Рука Магды легла на плечо - вызвав судорогу боли, и ничего иного. Тёплая ли эта рука? Руки нежити не могут быть тёплыми. Тем более когда она рассказывает о своей смерти. И хотя бы чтоб избавиться от этого ощущения, Мина сделала ещё шаг к кровати.

– Нет. Эта связь не передаёт ощущений как таковых. Но знания - достаточно. Да, я тоже была в той машине, хотя моё тело её детали не перемалывали. Я наблюдала это, если угодно, как бесплотный дух. Он хотел разорвать связь, но в общем-то, это бы уже ничего не дало. И первые сутки я сидела у его постели и говорила, что настала моя очередь быть его глазами, его другим телом и его другой жизнью. Хотя этого всё равно мало и всегда будет мало.

Шаги были медленными и очень тяжёлыми, словно гравитационная постоянная решила подскочить до уровня какой-нибудь планеты-гиганта.

– А на вторые сутки я почувствовала, что что-то меняется. Связь глохнет, истончается, словно снова опускается тёмный экран, который все мы видим всю жизнь, даже не осознавая этого. То, что ты привык считать своим, как собственный пульс, оказывается за некой гранью, словно за стеклом, из-за которого не слышно голоса. Утекает, как вода в сливное отверстие. Я подумала, что он умирает. И с ним умирала я. Я снова оставалась одна. Это было самым страшным кошмаром… Мне объяснили, что после травмы его способности претерпели некоторые изменения. И не только возросли. Изначально ему было сложно соединиться с более чем одним сознанием, и в принципе невозможно - с человеческим. А теперь наоборот. Закон компенсации - он практически лишён собственного тела, и может жить в десятке тел. Но не в моём. Злая ирония, да. Он стал гораздо полезнее для команды, но уже ничего не мог дать мне. Даже тебя.

Мина обернулась, на миг утратив всё титанически выдерживаемое самообладание. Слишком хреново. Даже для всего того, что она уже поняла и к чему была готова.

– Но, в конце концов, это справедливо. Теперь я могу идти сама, без его поддерживающих рук. И всё-таки - ты моя проблема, а не его.

– Проблема.

Интересно, слышит ли их сейчас Билл, понимает, о чём они говорят? Или он весь там - на полигоне и над полигоном? Хорошо, если он действительно не может слышать мыслей тех, кто физически рядом. Потому что это касается только их двоих. Несвоевременное эхо размышлений, каким мог бы быть парень, которого полюбила бы Магда (видишь, Мистик, ты ошибалась!), и, естественно - что Магда тоже могла думать подобным же образом о ней.

– Да, это не звучит как комплимент, зато это правда. Я не прошу понять, что я чувствовала, когда наблюдала агонию Куго, которая стала моим последним впечатлением перед бетонным мешком, в котором я сидела, забытая всеми, пока не пришёл он, и потом, когда я верила, что есть мир за пределами этих бетонных стен и какие бы то ни было другие люди, лишь потому, что был он. И потом, когда у меня отняли и его… Сразу, с первых слов, ты этого не поймёшь. Но у нас будет время, чтобы найти слова для всего.

Мина закусила губу, глядя, как Магда невесомо касается края белого, как смерть, покрывала. Умерла так умерла, вот если б ещё у этого слова не был такой уродливый и страшный смысл.

– Нехорошо говорить, Магда, что я смысл твоей жизни, даже если твой настоящий смысл уже не может слышать тебя. И тем более лгать, что он не может жить в твоём теле. Он живёт в тебе, навсегда живёт. Он остался в тебе, когда ваша связь разорвалась, пропитал собой, перекодировал твоё сознание. Стокгольмский синдром, возведённый в абсолют.

Уголки губ вампира нервно дёрнулись, словно он готов был обнажить клыки. Мина повернулась к лежащему - губы его слабо шевелились, будто пытался что-то сказать - склонилась, прижав ладонь к груди.

– Плачь, если хочешь. Ты не ранишь его жалостью. Он не был солдатом, но он как истинный воин до последнего остаётся в строю. И остаётся моим идеалом. А я была идеалом для тебя, это то, что я никогда не забывала, особенно в те дни, когда умирала эта связь, и я оставалась одна с этими мыслями - что я не смогла спасти его и не смогла спасти тебя. И каждый шаг без его поддержки отзывался болью от того, что ты далеко, ты - с ними. А я, твой идеал, твоя старшая сестра, упустила свой шанс.