Самый безумный из маршрутов

Пыль от моих пяток поднималась в густой туманный воздух. Я находилась в северной Калифорнии, в лесу, ранней осенью. Был август. Ветер кусал морозом. Было ощущение, что после зимы я сразу оказалась в осени, полностью пропустив лето. Осень наступила внезапно. Так же быстро пришли холода.

Я продолжала идти, вулканические камни под кроссовками были как корка мертвой земли. Я кричала, чтобы услышать эхо, и при каждом шаге слышала шорох гальки. Я пересекла каменное поле – вулканический мусор. Солнце садилось, его края были красными, как губы, а небо сжалось, ухмыляясь мне; облака были как темные потеки крови.

Я мысленно вернулась на тропу, к своим шагам и поступкам, пытаясь выяснить, откуда взялись все эти истории обо мне, стараясь верить, что я смогу, наконец, от них навсегда избавиться, и что они не будут преследовать меня вечно. Мужчины рассказывали истории, в которых не было правды. Слухи облили меня грязью, в то время как я, идя по этой самой тропе, отчаянно надеялась избавиться от стыда.

Я очень хотела ощутить гнев – люди, которые писали такие вещи, были отвратительными жалкими мешками с нечистотами. Я хотела ощутить иммунитет от сексуального стыда, зная, что эта ложь никак не скажется на мне – я хотела чувствовать себя так, но вместо этого записи обо мне вызывали страх встречи с другими путниками. Они вызвали беспокойство и опасение и желание оставаться наедине.

В словах незнакомых людей сквозило то, что могло быть, как я опасалась, правдой – я навсегда останусь изгоем, которого будут стыдиться и упрекать, которого не будут любить и признавать.

Никто из путников не говорил мне в лицо таких грубых слов, как в этих записях. Я сказала себе, что если бы кто-нибудь так сказал мне, я бы его остановила. Я бы смело сказал ему «не смей».

Я пообещала себе, что я так сделаю.

Как-то днем в роще, где деревья были высокими и тонкими, я подошла к самодельному деревянному указателю: «Приют путешественников Старая Стоянка». Светлячок и Идущий-по-Углям приглашают путешественников. Я прошла мимо указателя по грунтовой дороге через раскрытые покрашенные ворота и вышла на широкую стриженую лужайку к усадьбе «ангелов тропы». Она была необычная, чрезмерно засаженная искривленными деревьями, с десятками больших роскошных выцветших тентов карнавального типа; внутри некоторых находились надувные матрацы или кушетки, в одной была водяная постель для путников, которую они заказывали, чтобы хорошо выспаться.

Дюжина путешественников сидели в креслах, потягивая газировку «Шаста» и перебрасываясь побитым диском фрисби. Я почувствовала защиту. Я хотела бы не испытывать столь сильного беспокойства. На ужин нас накормили булочками с рубленым говяжьим мясом и кукурузой в початках с маслом. Светлячок была очень добра ко мне, как и все остальные.

Светлячок разместила меня отдельно от мужчин на высокой двухъярусной кровати в деревянном доме с закаленными стеклами, который построил ее муж Идущий-по-Углям, бывший пожарный.

Ничего дурного не произошло.

Утром я собрала вещи и вошла в маленькую причудливую кухню в маленьком доме, который также построил Идущий-по-Углям. Я помогла приготовить завтрак, почувствовала сытость, была чистой, шумной, сильной и счастливой.

До тех пор, пока два молодых брата-мормона, которых я видела, но фактически не знала, не сказали мне мягко, что они мне сочувствуют.

Я не спросила, почему. Вместо этого я с вызовом испекла себе на завтрак оладушек в виде пениса.

Я съела его стоя, чувствуя, как зарделись братья. Они косились на меня, как будто ненавидели. Они меня не знали. Я поблагодарила Светлячка и Идущего-по-Углям и быстро ушла от братьев, которым не собиралась ничего объяснять. Я бы попыталась, но забыть, как они пожалели меня, будто я действительно была проклята, я не смогла.

На следующий день я вновь, к несчастью, оказалась наедине с «дальноходом» мужского пола, подростком с грязным носом по имени Пиг Пэн, который меня вряд ли знал, однако поспешил выяснить, и не совсем в шутку, занимаюсь ли я оральным сексом за мороженое. Я не удостоила его ответом, вместо этого спросив: «От кого ты такое слышал?»

Я хотела бы быть незаметной и острой, как осколок стекла, но у меня в голове вертелся лишь один вопрос – об источнике, о посягнувшем.

Он ответил мне без колебаний. Это был Никогда-Никогда.