Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой

В это раз он приехал, чтобы сопровождать меня в районе «ветряных зазубрин», расположенном между шахтой и Урумчи. Они представляют собой промежутки в горах, через которые дует такой мощный северный ветер, что даже грузовики и поезда опасаются его. Я вспоминаю слова учителя Се: надо остерегаться ветра и собственного упрямства.

Я слышу, как голос дяди Шена гремит в холле гостиницы. Он зовет меня, вытянув вперед руки. На голове у него нахлобучена фуражка, и в этот раз он кажется мне еще массивнее, чем я его запомнил.

– Ну вот наконец и ты, мой мальчик! – Он прижимает меня к себе.

Мы проводим целый день в Сандаолине.

Кто-то рассказывал мне о вечном огне на дне шахты. Дядя Шен находит водителя, который берется взять нас с собой туда. Мы дожидаемся вечера и едем в глубь ущелья. Когда мы спускаемся по склону, нам навстречу попадаются огни строительных машин, потом что-то гремит, и воздух наполняется пылью. Внизу водитель выключает фары. Мы оказываемся в темноте, и вот я вижу их: святящиеся пятна на земле и на склонах. Они тлеют, иногда из них вырывается пламя. Это залежи угля, которые загорелись и не потухают. Они похожи на врата в потусторонний мир.

– Смотри, куда наступаешь, парень, – предупреждает дядя Шен и берет меня под руку. Мы стоим на дне шахты, вокруг темно и пыльно. В ста метрах отсюда горят огни машин, похожие на звезды. Ночную тишину прорезает длинный гудок.

Это поезд. Я смотрю на дядю Шена. Он похож на черную широкую тень.

– Скажи, – спрашиваю я, – как ты думаешь, мы можем увидеть паровоз?

На следующее утро мы стоим на площади для разгрузки угля. Дядя Шен протягивает пачку сигарет в закопченные ладони, я дружелюбно ухмыляюсь. Слово за слово, чей-то смех, и вот мы уже внутри паровоза. Он грохочет, трубит и пыхтит. Кто-то с шипением открывает котел и вручает мне лопату, чтобы я накормил паровоз углем. Мы едем через пустыню, мне кажется, что каждую секунду на нас могут напасть индейцы или бандиты. Я не могу поверить своему счастью.

Дядя Шен фотографирует и смеется. Он не разделяет моего восторга, ведь на протяжении сорока лет ему приходилось каждый день чинить такие машины.

Когда мы выходим из Сандаолина, стоит ветреная погода, и моросит дождь. Дядя Шен жалуется, что у него отекают щеки, он подвязал их платком. Он катится рядом со мной на велосипеде, иногда поет что-то вслух. К его багажнику привязан флажок, дрожащий на ветру.

Гоби не сразу демонстрирует нам свой характер. Мы проходим мимо мастерских, гостиниц и заправок. На обед мы останавливаемся в небольшой закусочной, в которой работают три женщины. Мы единственные гости. Еда не особенно хорошая, зато беседа получается живая. Все трое с юга. Они приехали сюда на заработки много лет назад, дела идут средненько, но жизнь здесь все равно лучше, чем на родине.

– Там слишком много народу, – говорят они, и, когда мы заканчиваем обед, нас приглашают пройти в заднюю комнату, чтобы отдохнуть.

– Отдохнуть? – мы удивленно переглядываемся.

Дядя Шен объясняет хозяйкам, что нам надо идти.

– Ну хоть полчасика. – Они подмигивают, и по комнате пролетает красноречивый смешок.

– Ой-е! – восклицает дядя Шен, когда мы снова оказываемся на свободе. – Ты понял, что они от нас хотели?

Он смеется, закинув голову назад и закрыв глаза. Получается громкое «му-ха-ха-ха», звучащее словно из недр военного барабана и отражающееся от гор Тянь-Шань на горизонте. Мы выходим в Гоби.

Я рассказываю ему о Джули.

– Если ты к ней серьезно относишься, тогда родители играют огромную роль, – говорит он и повторяет фразу, которую я слышал уже несколько раз. – У вас на западе заключается брак между мужчиной и женщиной, а у нас – между двумя семьями.

– Ох, – говорю я.

Я рассказываю ему о нашей встрече с родителями Джули. Когда я заканчиваю, он, смеясь, качает головой.

– Мальчик мой, это было просто ничто. Ты сам-то понимаешь?

Я молчу.

– Не грусти, – утешает он меня, – у каждого свои проблемы. Моя жена, например, не хотела отпускать меня путешествовать на велосипеде!

Она считала, что это опасная и глупая затея, а дядя Шен не мог ее переубедить. Ему пришлось втайне от нее купить велосипед и отправиться в путь. Он позвонил ей только когда был уже за чертой города и приближался к казахской границе.

На обратном пути он попал в снежную бурю и сильно простудился. Из-за этого он не мог поехать домой. Он остановился у друга, вылечился, постирал одежду и начистил велосипед. Только после этого он посмел показаться жене, со смесью раскаяния и гордости во взгляде.

– Она не рассердилась? – спрашиваю я.

Он смеется:

– Конечно, она рассердилась! Но нужно было только перетерпеть это разок. И в этот раз тоже, когда я вернусь домой, я буду по новой убирать квартиру, мыть окна и стирать шторы.

По пути нам попадается идеальный оазис. Он выделяется посреди Гоби, словно тропический остров в море. Деревья, высокая трава, пруд, в котором отражается небо, развалины сторожевой башни. Это все похоже на сказку.