Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой

Следующие три дня я провожу в Хуэйнине в состоянии невесомости. Я то брожу по коридору от одной караоке-комнаты к другой, то сижу часами в киоске на стуле, который хозяин поставил специально для меня рядом со входной дверью.

Люди приходят, совершают покупки, некоторые остаются, чтобы поразвлечься. Свет попадает сюда через затонированное зеленым стекло, и я уже знаю, что Хуэйнин останется в моей памяти зеленым местом, где много колбасок и бутылок с колой. Владелец киоска очень мил. Он рекомендует мне принимать оба вида лекарств, западные и китайские, но не одновременно, а по очереди. Так я и делаю.

Потом я покидаю это место.

Дорога шарфом обвивает гору, она идет через долины и огибает холмы. Иногда ее изгибы становятся такими замысловатыми, что у меня не хватает терпения, но я не срезаю, а иду по ней прямо, и она награждает меня, снова и снова приводя меня в маленькие деревушки и поселки. За это я благодарен ей.

Я сижу в тени высокого дерева и дремлю, кора царапает мне спину, а в памяти всплывают картинки из начала моего путешествия. Уже почти полгода, как за мной захлопнулась дверь в Пекине, и с тех пор все изменилось. Там был бетон и много людей, а здесь стоят разрозненные деревенские домики, сделанные из глины. Я могу сидеть на земле и слушать тихие деревенские мотивы: кто-то пилит дерево, ветер разносит детский смех, шелестят листья деревьев.

Я вышел из Хуэйнина и уже вечером оказался в деревне с роскошным новым храмом. Правда, без гостиницы. Я сижу на площади перед храмом и смотрю на вечернее солнце, оно заставляет красные стены казаться все теплее и теплее. В конце концов они просто «пылают».

Рядом со мной сидит молодой парень и пьет пиво. Я говорю ему, что не знаю, где переночевать. Он размышляет пару секунд, потом пересказывает мою проблему своему коллеге, который передает все хозяйке салона красоты. И вот у меня есть комната. Хозяйка жадно разглядывает растительность на моем лице и голове. Я знаю, что она с удовольствием поработала бы ножницами, и пытаюсь объяснить ей значение моей А-Ган-прически. Но она лишь звонко хохочет в ответ и говорит: «Ох, уж эта молодежь!» У меня возникает приятное теплое чувство. Этим выражением она как бы причисляет меня ко всей остальной местной молодежи.

Салон красоты хорош: он обставлен деревянной мебелью и украшен растениями. Сразу видно, что для хозяйки это нечто большее, чем просто рабочее место. Все здесь не как в Пекине. Там салоны красоты – бездушные каморки на заднем дворе, или же дорогие глянцевые студии, или, конечно, места, на вывесках которых значится что-то типа «Салон-парикмахерская в Вэньчжоу», и где в полумраке предлагают услуги, для которых не нужны ни ножницы, ни фены.

«Это было бы самым правильным местом, – проносится у меня мысль, – если я решу все-таки подстричь волосы, то лучше было бы сделать это здесь».

Увы, это нереально. Волосы и борода давно и прочно прописаны в своде правил моего путешествия.

Дурья башка

Впереди все новые и новые горы. Я не знаю их названия, но они определенно уже близко: желтые холмы, серая лента дороги, редкие дома и деревья. Я иду в одной футболке, и шагается легко. Вообще-то у меня еще болят ноги, да и простуда никуда не делась, но все мои мысли заняты Ланьчжоу. Это цивилизованный индустриальный город. Осталось только перейти эту гору – и до него будет рукой подать.

Еда и питье, сон на белом постельном белье. Все это – в Ланьчжоу.

Вокруг стоит полная тишина.

Мои шаги равномерно похрустывают по асфальту, лыжные палки позвякивают.

Перед одним из домов растет корявое дерево, рядом торчит что-то вроде спутниковой тарелки. На самом деле это солнечная плита. Впервые я видел что-то подобное в Лхасе два года назад. Тарелка эта зеркальная внутри, и она направляет солнечные лучи на кастрюлю, подвешенную в центре. Когда солнце достаточно яркое, из кастрюльки начинает валить пар, и становится заметно, что вода кипит. За мной раздается чей-то задыхающийся голос:

– Привет!

Я оборачиваюсь и вижу велосипедный шлем и солнечные очки. Его зовут Ван Цинь, он из Шанхая. Он уволился из логистической фирмы, в которой работал, и отправился на велосипеде путешествовать по стране.

– Повсюду, – говорит он, с ухмылкой описывая рукой круг. Он имеет в виду целый континент.

Он на два года старше меня. Так же, как и для Сяо Чая, я был для него сначала сплошным разочарованием, потому что не пил пива и не интересовался футболом. Ван Цинь спешивается и ведет велосипед рядом со мной. Мы болтаем. Когда мы затрагиваем тему отношений, я говорю, что подружки у меня нет. Он смеется и говорит, что это не слишком практично для меня. Я тоже смеюсь, а сам в это время размышляю, есть ли дешевые полеты в Мюнхен. К Джули.