Самый быстрый

Я чувствовал, будто что-то от меня ускользает. Действительно, почему нельзя было использовать кого-нибудь из местных бандитов? Того же Стеклянного, например. Это наш местный невидимка, чьи выходки терпят до поры до времени. Как раз был бы повод его закрыть… Но нет, мой таинственный недоброжелатель нанимает преступника международного уровня, безжалостного убийцу, на совести которого, как говорят, жизнь катарского шейха Салмана и покушение на американского президента во время его визита в Персию.

«Как вариант, — Горин, между тем, продолжал свои рассуждения, — подставить планировали не тебя, а его. Наняли, чтобы заманить в ловушку игига из этой вашей лиги справедливости… А в итоге, скорее всего, ты бы его и прикончил. Или скрутил. Знаешь, сколько в моем мире таким образом преступников провоцируют? А они, бедолаги, ведутся…»

«Слишком сложно», — я с сомнением покачал головой.

«Ничего сложного, — возразил капитан. — Один бизнесмен нанимает киллера, чтобы убрать конкурента, а киллер оказывается из органов…»

«Из органов? — я беспомощно посмотрел на Горина, представляя себе чудовищного конструкта вроде тех, что используют биоманты. — Киллера?»

«Беда мне с тобой, — вздохнул капитан. — Киллер — это наемный убийца. А органы — это органы внутренних дел, полиция. В итоге конкурент жив, а заказчик переезжает из комфортабельного особняка в барак с минимальными удобствами и не особо дружелюбными соседями».

«Понятно, — я улыбнулся, когда все встало на свои места в этой странной речи. — Но в таком случае я бы знал о ловушке на Геккона. Нас, корпоративных игигов, не используют втемную».

По крайней мере, так считается официально. Но я и в самом деле не сталкивался с тем, что меня или кого-то из сослуживцев не предупредили об их участии в какой-либо операции.

«Справедливо, — согласился Горин, но было понятно, что это отнюдь не единственная его идея. — А вот теперь давай поговорим о неприятном. Ты уверен в своих коллегах?»

«Думаешь, у меня есть повод кому-то не доверять? — я искренне удивился. — Мы вместе работаем много лет, а в корпорациях платят столько, чтобы у игигов даже мысли не возникало уйти в какую-нибудь банду».

«Тем не менее, супербандиты существуют, — резонно возразил капитан. — Взять ту же индийскую красотку-оборотня…»

«Ее зовут Ракша», — напомнил я.

А сам задумался. Когда-то меня тоже сбивал с толку факт существования банд. Будучи сначала ребенком, затем подростком, я никак не мог взять в толк — зачем игиги становятся преступниками? Почему невидимки вместо того, чтобы ликвидировать террористов, идут грабить банки? Что за причина толкает громил на убийства и разрушения? Главы корпораций из кожи вон лезут, чтобы заманить к себе на службу даже средних игигов. Да, во время падения осколка и атаки черных можно погибнуть. Но разве не лучше умереть героем, спасшим тысячи жизней, чем бандитом, укравшим чужие деньги и погибшим от полицейской пули?

Сперва мне казалось, что я нашел корень проблемы — финансы. Мне хорошо знакомо было понятие бедности, ведь наша семья принадлежала к разорившемуся аристократическому роду. А ведь игиги из самых низов и вовсе с детства испытывают нужду. Но потом я узнал о программах вроде «Приюта», о государственных и корпоративных субсидиях, о школах для одаренных. О патронатных колледжах для людей без искры. И тогда запутался окончательно. На помощь пришел папа.

— Понимаешь, сын, — говорил он, — некоторым настолько дорога свобода, что они готовы ради нее отказаться от денег и всяческих благ. Представь себе сына кого-то из Шуйских. Или Ширинских-Шихматовых. Вырос на всем готовом, от завидных невест нет отбоя, денег — куры не клюют. Идет он на службу, к примеру, в твой «Рускосмос», и там приходится слушать людей, которые к аристократии никакого отношения не имеют. Обычных, без искры. И они им командуют, этим золотым мальчиком, посылают его на смерть, заставляют убивать. А что такое жизнь в банде? Свобода! Никто над тобой не властен, только ты сам. И даже если ты не главарь, с тобой считаются, спрашивают твое мнение, возможно, даже советуются. Потом у многих это проходит… Они понимают, что поменять мир сложнее, чем они думают. И возвращаются.

— Но многие же остаются, — возразил я тогда.

— Все правильно, — закивал отец. — Потому что игиги, как и люди, несовершенны. Есть те, кому нравится убивать. Кто наслаждается чужой болью… Кому нравится мучить и издеваться.

Лицо его в тот момент потемнело, и я понял, что перед его мысленным взором возникла горящая гостиная. Обломки студии и обгоревший труп дочери на пожарище…

С тех пор я больше не мучил отца подобными расспросами. Старался во всем разобраться сам. Кое-что объяснили в учебке «Рускосмоса». Многое давали понять книги и фильмы. А еще — гости семейной радиостанции. Как тот же Толстов, который пообещал отцу приехать на следующей неделе и все-таки провести с ним отмененный из-за осколка эфир.

«Эй! — Горин подошел ко мне, одной рукой тряс за плечо и махал другой перед лицом. — Ты здесь или на седьмом небе?»