Самый длинный месяц

Глава 1

— Перестройка перестройкой, но в отношении преступников установка прежняя: искать и карать! — рубанул воздух ладонью Шрамко, и этот резкий, несвойственный ему жест, и осуждающий тон фразы, после которой неожиданно возникла пауза, как бы определили собой строй мыслей, приводящих к одному-единственному выводу: да, правильно, людей надо принимать такими, какие они есть, и ничего за них не додумывать, но это в быту, а в угрозыске…

Речь шла о серии квартирных краж, точнее, о трех кражах, совершенных неизвестными лицами в жилищном кооперативе «Медик». Все произошло в течение одной недели, причем замки открывались не отмычками, а хорошо подобранными ключами. Грабители входили в квартиры, как к себе домой. Надо сказать, что профессор Озадовский, известный в городе психиатр, жил бобылем и практически все свое время проводил на кафедре, которой заведовал на протяжении доброй четверти века. Двое других пострадавших были женаты, но детей в этих семьях не было. Вот, пожалуй, и все, чем располагало следствие, если не считать того, что жена стоматолога Задереева, кстати, тоже работавшего в психбольнице, находилась на специализации в Москве, а соседка стоматолога по лестничной площадке в момент ограбления была на рынке.

Климова заинтересовало поведение стоматолога: тот сокрушался вслух о происшедшем, принял соболезнование от сослуживцев и на этом успокоился.

В милицию о краже сообщать не стал.

Он даже дверной замок не поменял, и это настораживало.

Об ограблении его квартиры Климов узнал случайно, из телефонного разговора с главврачом больницы. Тот интересовался ходом следствия. Видимо, по просьбе Озадовского. Из этого же разговора Климов узнал, что Задереев организовал стоматологический кооператив «Дантист».

Прикидывая таки этак, почему новоиспеченный кооператор не стал звонить в колокола, Шрамко высказал мысль, что умолчание, возможно, связано с тем, что люди стали зажиточней, многие научились пускать деньги в оборот. Да иначе и быть не могло: кто присматривается к экономике и социальным проблемам, от того не ускользнет сущность явлений, происходящих в стране. Перестройка побудила к действиям, и кое-кого не к тем, какие нужны честным гражданам. Шрамко имел в виду угонщиков, домушников и шулеров, чья беспримерная активность уже стала притчей во языцах.

Невольно заговорили о природе человеческих взаимоотношений.

Гульнов увлекся, начал сыпать афоризмами и неожиданно сказал, что когда что-то делаешь для себя, это не всегда лучше, чем когда работаешь на государство, и только песня, которую спел для души, становится лучшей из твоих песен.

Климов с ним не согласился. Тут Андрей с излишней романтичностью взглянул на милицейский сыск. Вот уж с чем нельзя сравнивать их службу, так это с песней. Изречение не прозвучало. Это как во время стрельбы: поразил короткими очередями три мишени, получи пятерочку. Завалил еще одну — отходи, три очка не сумма. Бери пистолет. Совмещай мишень и прорезь с мушкой.

Гульнов стал возражать, они заспорили и вот тогда-то и услышали про перестройку и преступников, которых надо искать и карать.

По мнению начальства, работники уголовного розыска должны понимать, какие идеи и чувства, применительно к обстоятельствам, стоит брать в расчет, а какие нет.

Климов молча проглотил пилюлю. Люди отдают предпочтение не тому, кто что-то делает, а тем, кто приставлен оценивать сделанное. Или, как любит повторять Шрамко, могущественный может быть беспечным, но беспечный никогда не станет могущественным. Да и вообще, лучший способ испортить человека — это хвалить его без устали, а главное, по пустякам.

Временно оказавшись на месте Шрамко, Климов целый месяц тяготился своим положением. Исполняющий обязанности… Есть еще одно такое понятие, звучащее не менее красиво и загадочно: неврастения.

Понимать сотрудников, подчиненных, сослуживцев и быть в свою очередь верно понятым — завидный удел человека, связанного служебными узами с различными людьми. Или найдешь себя, или окончательно потеряешь. Пан или пропал. Человек, способный управлять другими, управлять, а не командовать, — большая редкость. Нужно иметь очень много работающих извилин в голове. Климов себя таковым не считал. Со временем, быть может, из него начальник и получится, но пока и в майорах походит.

— Ладно, работайте, — вышел из-за стола Шрамко, и все встали. — Спешить не будем, а поторопиться надо.

«Наверно, так легче, когда жизнь не дает передышки, — думал Климов, спускаясь по лестнице на свой второй этаж. — Не успеешь одно скинуть, другое наваливается».

Следом за ним через ступеньку сбегал Андрей.

В коридоре Климова ждала пожилая женщина. Она была в темно-сером плаще и такого же цвета велюровой шляпке. Выражение обиды и покорности делали ее лицо несчастным. Так сидят под дверью стоматолога. В позе обреченного на муки человека.