Самый длинный век

Протяжный вздох многих людей показал, моя придумка понравилась. Название стихии в имени вождя – это круто. И прилагательное хорошее, доброе.

***

Не стану утомлять Вас подробным изложением остальных деталей долгой беседы. Загвоздка в том, что все взрослые члены нашего племени нуждались в аналогичной услуге. Причём – безотлагательно. Они уже много лет не общались с шаманами, и не могли получить от них одобрения на принятие "правильного именования", потому, что тут к делу припрягался Дух Хранитель каждого из них. Ну так вот предки наши суеверили нешуточно, и ничего я с этим поделать не могу?!

В общем, шаманом меня признали сразу два племени. Вечные бродяги – Бекасы и наши. И всё "обчество" требовало этот факт незамедлительно подтвердить прямо тут и прямо сейчас – раздать имена родителям, дядям и тётям.

Жена вождя тётя Быга с моей лёгкой ру… языка стала Лёгким Облачком. Я нарочно придумал нечто связанное с ветром, потому что повторение имени мужа в имени жены – это неспроста. Так что полагал необходимым сохранить сродство стихий. Когда-нибудь узнаю, зачем мои родичи так поступили.

Дядя Тын стал Глубоким Омутом, а тётя Тына – Тихой Заводью. Если Вы полагаете, что я подразумевал водящихся в тихом омуте чертей, то не ошиблись. Нарочно поделил одно определение на двоих. За что? А за то, что они вытворяют на супружеском ложе. Не забывайте, перегородок в нашей землянке нет, так что ничего удивительного в том, что половая жизнь (ведущаяся на полу) ни для кого секретом не является.

Мама, претендовавшая на имя "Меткая Стрела", стала "Быстрой Лаской", папа – "Атакующим Горностаем". Родителям своим я, конечно, выдал самые "зверские" определения. Всем мои придумки понравились.

Удачно получилось, что вожди Острый Топор и Тёплый Ветер вместе с шаманом Степенным Барсуком встретились здесь и сейчас, как единомышленники. А их племена, понимая друг друга с пятого на десятое, наконец-то вкусили трапезу. Дети, что кашеварили из-за занятости взрослых, не слишком хорошо готовят, так что полусырое сочеталось с подгоревшим. А где Вы встречали совершенство?

Полагаю, Вы хотели бы услышать другие подробности. Не торопите! Я и сам не все их знаю. Это же не наш мир, а древний. И люди тут древние, с иной шкалой ценностей и уровнем образования. Я изложил только то, что сам понял к этому моменту. А, что не понял – не обессудьте. Мне неведомо пока, как образовалась наша группа, но уверен – эта история ещё прозвучит. Ведь сведения в этот период передаются из уст в уста. Скорее всего – долгими зимними вечерами.

Глава 8 Зима

Я вернулся домой.

Осень неторопливо сдавала дела зиме. То лёгкий снежок закружится в воздухе, то потянет ледяной ветер. Заиндевелая трава похрустывала под ногами, покрытый изморозью палый лист тоже звучал по-зимнему, издавая скрипящие звуки. Наше стойбище перешло на режим холодного времени года – женщины ткали, а мужчины управлялись по хозяйству. Труд этот они полагают лёгким, а готовить пищу любой охотник умеет.

Скажете, быть этого не может. Хм. Я бы тоже не поверил, если бы не видел своими глазами. Однако, чётко просматривающаяся специализация с явной направленностью на текстиль определяла поведение людей лучше, чем обычаи или традиции, о которых, на самом деле, наши историки могут только догадываться.

Один раз мужчины сходили на охоту и принесли шкуру и мясо крупного быка. Думаю, тура, потому что рога на коровьи похожи. Как раз температура воздуха упала ниже нуля даже днём, так что разделанную на куски добычу развесили в корзинах на окрестных деревьях, завернув в шкуры. Это, как я понял, родичи мои от волков так оберегают свои морозильные камеры. А тут и речка встала, покрывшись льдом, и снежок, переставший таять, побелил землю. Тёплое жилище, обильные припасы – стойбище неплохо подготовилось к зимовке. Будущее рисовалось в оптимистичных тонах.

Отмечу только, что стада, которые обычно наблюдались на полях за рекой, куда-то девались. И это было воспринято, как должное. Никто не кричал: "Ай, олени ушли! Что мы будем есть!?"

Спешка и напряжённость тёплого периода сменились размеренной неторопливой жизнью. Разговоры вокруг обложенного камнями костра сделались повествовательными. Мужчины резали ложки (сначала я попытался это сделать, но такая фигня получилась! Зато идея моя приглянулась взрослым), женщины – рукодельничали. В основном – привязывали большой палец к рукавичке, сотканной мешочком. Сказать "пришивали" язык не поворачивается, потому что скрепляющие нити продёргивались крючком, и каждый стежок завязывался отдельным узелком. В неплотной ткани привычные мне швы держатся неважно.

Вечерний трёп позволял коротать вечера, пробуждал у взрослых воспоминания, а у детей – любопытство. Я внимательно слушал и не забывал задавать вопросы, так что дознание учинил форменное. Странное положение младенца, не сумевшего скрыть от наблюдательных древних людей опыта, накопленного за долгую жизнь, сделалось привычным. Видимо присвоение мне статуса "Общающегося с Духами" поставило всё на свои места. Жизнь вошла в привычное русло.