Самый добрый клоун: Юрий Никулин и другие…

Алексей Максимович Калашников не поверил, в мою коммуналку явилась комиссия и придирчиво проверила каждый квадратный метр. Убедившись, что я не соврал, Калашников предложил мне поселиться в доме, где булочная, на углу Большой Бронной и Малой Бронной. Но тут взбунтовалась моя жена Таня. Почти все другие комнаты нашей коммуналки занимали ее родственники, и жене было жалко их бросать. В числе прочих там проживал ее дядя – брат репрессированного наркома Карахана (Лев Карахян (Караханян) в 1927–1934 годах занимал пост заместителя наркома иностранных дел СССР, потом был полпредом СССР в Турции. – Ф. Р.). Его не арестовали, но устроиться на работу он никуда не мог и жил тем, что растил на своей даче в Валентиновке клубнику и возил продавать. Я долго убеждал жену переехать, но сдалась она только при условии, чтобы я, раз у меня так хорошо получилось, позаботился о всех остальных. За три года я это задание выполнил».

Отмечу, что следом за квартирой на нашего героя свалилась еще одна награда – в 1973 году ему присвоили звание народного артиста СССР. А вот его партнер по клоунскому дуэту – Михаил Шуйдин – этого звания так и не удостоится и будет довольствоваться другим – народного артиста РСФСР, которое ему присвоят в 1980 году.

Вообще следует отметить, что руководители страны, кроме Сталина, цирк любили. Например, Н. Хрущеву очень нравилась интермедия «Сценка на лошади» в исполнении Карандаша, Никулина и Шуйдина. Он так смеялся, что едва не выпал из директорской ложи. Л. Брежнев стал более внимателен к цирку после того, как его дочь Галина вышла замуж за артиста цирка Евгения Милаева (это случилось в самом начале 50-х). В итоге в конце правления Брежнева (в 1979 году) звания Героев Социалистического Труда получили сразу трое цирковых артистов: сам Милаев, клоун Михаил Румянцев (Карандаш) и дрессировщица львов Ирина Бугримова.

Сам Генсек в цирк иногда захаживал. Однажды с ним тоже произошел забавный случай. Перед его приходом была дана команда: пока Брежнев не сядет – свет в зале не выключать. Высокий гость пришел в кабинет директора, и они стали выпивать. Так засиделись, что прозевали начало представления. Пошли в зал, и в тот момент, когда Генсек шел по ступенькам, вдруг выключили свет. И Брежнев от неожиданности с шумом рухнул на пол. Свита тут же бросилась его поднимать, в зале начался шум, и свет вновь врубили. К счастью, все обошлось. И для Генсека, и для рабочего, который выключил рубильник.

В те годы Никулин и Шуйдин продолжали царствовать на цирковой арене, исполняя как свои старые (проверенные временем) клоунады, так и новые. Среди последних назовем одну – «Телевизор». В те годы телевидение уже шагнуло практически в каждый советский дом, поэтому эта тема была весьма популярной. Сюжет у клоунады был следующий.

Шуйдин садился на стул и включал воображаемый телевизор, по которому начиналась трансляция хоккейного матча «Спартак» – ЦСКА (дерби этих команд вызывало наиболее повышенный ажиотаж среди спортивных болельщиков). В это время на манеж выходил Никулин, который бесцеремонно сгонял Шуйдина со стула, садился в него сам и переключал телевизор на другой канал – там начинался популярный телесериал «Семнадцать мгновений весны» (из динамиков доносилась песня «Мгновения» в исполнении Иосифа Кобзона). Однако Шуйдин тут же возвращал себе стул и вновь переключал телевизор на хоккейную трансляцию.

Но Никулин не унимался: он переносил воображаемый «ящик» к краю манежа, усаживался на последний и вновь переключал на «Мгновения». Шуйдин в ответ уносил телевизор на прежнее место, на что Никулин реагировал фразой: «Штирлица уносят!» В конце концов, после того как Никулин в очередной раз возвращал себе телевизор, Шуйдин выносил на манеж огромную кувалду и вдребезги разбивал «ящик» – как говорится, ни себе, ни людям. Но клоунада на этом не заканчивалась и переходила в свою новую фазу – поэтическую.

Никулин с помощью манипуляции руками «собирал» телевизор, превращая его в небольшой и компактный аппарат с антенной. После чего снова включал сериал. А когда Шуйдин вновь выбегал на манеж с кувалдой, уменьшал телевизор до такого состояния, что он умещался у него в… ладошке. И таким образом – приложив глаз к ладошке как к подзорной трубе – Никулин уходил с манежа под музыку «Мгновений», оставляя своего партнера в недоумении, а зрителей в восторге.

Тем временем в 1974 году Никулин вернулся к драматическим ролям в кино. Как помнит читатель, первым из режиссеров, кто сделал это, был Лев Кулиджанов («Когда деревья были большими», 1962). В 1965 году это же сделал и Андрей Тарковский, пригласивший нашего героя на роль монаха Патрикея в картину «Андрей Рублев» (1966, 1971).