Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

Берти обуздал волну республиканизма в Британии, пока Франция металась между двумя режимами. Он наблюдал, как Виктория своим затворничеством поставила монархию под удар, и стал поистине народным королем именно для того, чтобы отстоять стабильность, которой так дорожил. Теперь два его племянника и старейший друг грозили погубить свое будущее – и будущее Европы как сообщества переплетенных родственными связями монархий (за исключением Франции, но французы были безвредны, если их не трогать), – и все из-за паршивой овцы в коронованном стаде, сумасшедшего Франца-Фердинанда, и ссоры вокруг крошечной Сербии?

Берти, миротворец и любитель всех качественных удовольствий, какие только может предложить мирная жизнь, просто не допустил бы такой вопиющей несправедливости.

Но вот что самое печальное в панегирике Пуанкаре: всего за два года до начала конфликта, в котором погибли 16 миллионов человек и были покалечены еще 20 миллионов, он полностью игнорирует нового английского короля. Нет ощущения, что Георг V будет в состоянии следовать по стопам отца. Король умер… точка.

Если Берти и допустил серьезный промах как государственный деятель – оставим в стороне любую критику его морали, – так именно в этом. По какой-то причине он не смог подготовить своего сына к роли европейского миротворца. Георг почти не говорил по-французски, коряво изъяснялся по-немецки, да и вообще редко выезжал за пределы Англии, разве что с визитами в колонии. Для большинства европейских лидеров, в том числе и его родственников, он был чужаком. И что самое главное, в глазах кузена, кайзера Вильгельма, Георг был воплощением замкнутого шовиниста-англичанина. И слабаком. Вильгельму было абсолютно все равно, что скажет его кузен, если он объявит войну ему или кому-нибудь другому.

Но, возможно, такой пробел в воспитании наследника был предсказуем. Берти был из тех, кто сделал себя сам. Его мать почти ничему его не научила, разве что необходимости держаться ближе к семье и не превращаться в отшельника, как это случилось с ней. Еще в юности Берти начал постигать науку жизни под руководством опытных наставников-французов. И, должно быть, чувствовал, что только этот уникальный личный опыт длиной в целую жизнь сделал его единственным человеком в мире, способным выполнять миссию дяди-миротворца всей Европы.

Впрочем, есть еще одно объяснение. Вплоть до последних своих дней Берти жил так, будто чувствовал себя бессмертным – или как будто не мог себе представить, что радости жизни когда-нибудь закончатся. Вот почему он терпеть не мог скуку. Ведь где-то обязательно происходило что-нибудь забавное и интересное, и он не понимал, как можно такое упустить. Защищая мир, он просто приглашал всех присоединиться к празднику, вместо того чтобы заходиться в спорах о политике. У Берти был неуемный аппетит к тому, что происходило здесь и сейчас, а будущее – включая, к сожалению, его наследника, да и Европу – могло подождать. Его личное присутствие на европейской арене было той искрой, которая держала зажженным факел мира.

Поэтому так трудно подобрать слово, чтобы назвать то человеческое качество, которое сделало Берти столь популярным человеком и успешным дипломатом. Придется выразить это по-французски: что вело Берти по жизни с момента его первого визита в Париж в 1855 году и оставалось с ним до конца дней, так это joie de vivre[320].

FIN[321]

Послесловие Жизнь после Берти…

Сегодня роль Берти в сдерживании Первой мировой войны, как правило, недооценивается или даже игнорируется. Большинство рассматривает этот конфликт как машину, которая набирала обороты в течение первого десятилетия XX века и все равно сорвалась бы с цепи, кто бы что ни делал. Я надеюсь, что эта книга заронила мысль о том, что все могло сложиться иначе. Берти действительно мог бы остудить горячие головы и убедить мир не воевать из-за такой ерунды, как убийство австрийского эрцгерцога, не популярного даже у собственного императора.

Берти не получил должной оценки и за Антанту, как будто этот союз сложился по мановению волшебной палочки или, по крайней мере, был создан совместными усилиями британского и французского правительств исключительно ради того, чтобы позлить немцев. На самом же деле, как мы убедились, соглашение, изменившее баланс сил в Европе, никогда бы не было достигнуто без Берти.