Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

Ворт был настоящим мастером-художником. Его талант и конечно же бесконечный список клиенток позволяли ему устанавливать свои правила. Он превратился в настоящего диктатора. Даже самые именитые парижские аристократки уже не могли требовать от портного выполнять их желания, они надевали то, что предлагал им Ворт. Дамам приходилось покупать платья для утренних, дневных и вечерних выходов, а также более удобные чайные платья и домашнюю одежду. Гардероб надлежало обновлять каждый сезон, потому что мода быстро менялась – опять-таки по капризу Ворта, – хотя клиентка, приобретая туалет, была уверена в том, что фасон ее платья не устареет долго. Дамы были вынуждены следовать рекомендациям Ворта и в выборе аксессуаров: сумок, шляпок, шарфиков, изготовленных его компаньонами. Одним словом, Ворт создал то, что французы называют le total look[250], изобретя бизнес-модель, которой и по сей день пользуются все лучшие дома haute couture [251].

Понятное дело, что Ворт закрыл свой магазин во время Франко-прусской войны, когда большинство его клиенток покинули город, но вернулся после разгрома Коммуны – правда, без шведского бизнес-партнера, зато с новыми идеями в голове. И именно его возвращение в Париж положило конец эпохе кринолина.

Повторное открытие магазина Ворта было воспринято как верный симптом возрождения Парижа. В дневниковых записях за январь 1872 года писатель Эдмон де Гонкур отмечает невиданные заторы на улице де ла Пэ, вызванные скоплением экипажей, пытающихся пробиться во двор здания. Подойдя ближе, «прямо над входом во двор, я читаю вывеску: „Ворт. Париж снова тот же, что и во времена Империи“». Это означало, что богатые модницы вернулись в город и первым делом бросились за платьями из последней английской коллекции.

Разумеется, было бы странным, если бы все в Париже одобряли сильное английское влияние. В дневнике Гонкура за 1875 год можно прочитать забавное описание английских туристов за обедом в шикарном кафе «Вуазен», одном из любимых заведений Берти. «Радость, с которой англичане набивают свои желудки, – пишет Гонкур, – поистине отвратительное зрелище, недостойное цивилизованного общества. Когда они едят, весь их мозг сосредоточен на пережевывании и заглатывании. Мужчины изрыгают животное удовлетворение, в то время как бело-розовые лица их женщин светятся от тупого опьянения. Сыновья и сорванцы-дочери с вожделением смотрят на мясо. Все они – мужчины, женщины и дети – являют собой апофеоз животной одержимости, немой сытости и полоумного экстаза».

На самом деле Гонкур наблюдал обычную семью английских туристов, которые пришли в модное парижское café, чтобы вкусно поесть, а не глазеть по сторонам и обмениваться сплетнями. В этом смысле Берти никогда бы не вызвал «отвращения» у Гонкура – в Париже он был англичанином, который всегда вел себя как истинный парижанин.

Глава 10 Берти снова на выставке… теперь своих личных достижений

Он любит Францию и беззаботно, и всерьез.

Леон Гамбетта, французский политик, о Берти

I

В парижских приключениях Берти наступил перерыв, когда он отправился в длительное путешествие по Индии и Шри-Ланке. Семимесячное турне, которое, по сути, вылилось в большую охоту за государственный счет, было его идеей, и Виктория одобрила ее как удачный дипломатический ход, хотя и возражала, когда Берти сообщил, что хочет ехать без Александры. Императрица Индии, возможно, и не читала Камасутру, но хорошо знала, какое влияние на ее сына оказывают знойные иностранки.

Берти удалось не только убедить мать в том, что здоровье его жены не годится для тропиков (хотя сама Александра была горько разочарована тем, что ее оставляют дома), но и сколотить команду путешественников в основном из своих друзей, в числе которых, разумеется, был и его верный кореш Чарльз Уинн-Каррингтон. Однако Виктория, должно быть, не пустила дело на самотек, потому что перед самым отъездом Берти с друзьями на восточную прогулку настоятель Вестминстерского аббатства, Артур Стэнли, произнес проповедь, вымаливая у Бога, чтобы «везде, где бы они ни оказались, да увидят они, что имя Англии и английского христианского мира не может быть обесчещено, что мораль не должна быть попрана, а флаг сладострастия[252] не должен быть поднят и что национальные стандарты нравственности должны остаться на высоте». Такую молитву не грех было читать всякий раз, когда Берти отправлялся в Париж.

Разумеется, перед отъездом Берти нашел время, чтобы заскочить в Париж и проведать друзей-роялистов, а также убедиться в том, что обе мадам – Стэндиш и де Саган – не скучают в одиночестве. Его видели и в жокей-клубе, и в обществе пары кокоток. Короче говоря, Берти успех хватить глоток свежего парижского воздуха перед визитом на Восток.