Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII

Но дело было не только в экономике. Берти завершал свою программу обольщения французов. С младых лет он был желанным гостем в парижских театрах. Теперь, в зрелом возрасте, он завоевывал симпатии и бесконечную привязанность жителей Средиземноморья, и все это благодаря своему обаянию. Хоть он и был принцем, но все равно оставался командным игроком и с ходу включался в любое веселье. Он регулярно принимал участие в проходящей во время карнавала в Ницце «битве цветов», когда отдыхающие, проезжая по Английской набережной в своих экипажах, осыпали друг друга ромашками, мимозами и лилиями. Жители и гости наряжались в карнавальные костюмы, и Берти как-то раз пришел в костюме Сатаны – в красном плаще и с рогами на голове. Довольно смело для будущего главы англиканской церкви.

Увидев Берти на карнавале, французские полицейские отметили: «Он веселится как мальчишка, хохочет над самыми нелепыми шутками, а потом с большим удовольствием описывает события дня». Они как будто были удивлены тем, что принц может быть таким же, как все.

Но великая сила Берти заключалась в том, что он обладал редкой душевностью, невольно вызывавшей к нему любовь окружающих. В марте 1896 года он заскочил всего минут на сорок на цветочное шоу в Каннах. Это была очень короткая остановка, даже некогда было полюбоваться экспозицией и пообщаться со знакомыми. Но и такую скомканную ситуацию принц сумел сделать красивой. Как пишет «Каннский курьер», Берти уже покидал выставку, когда ему на глаза попался старик с медалью на груди (будучи страстным коллекционером и знатоком медалей, Берти сразу ее узнал). «А, – воскликнул Берти, – я вижу, вы были в числе храбрецов, которые сражались в Крымской кампании. Я рад пожать вашу руку». Старик был так тронут этим жестом, что лишился дара речи, и Берти приобрел еще одного друга и почитателя и заработал хвалебный отзыв в прессе.

Конкретные доказательства любви и признательности горожан пришли позже, в 1912 году, через два года после смерти Берти, когда в Каннах была возведена статуя в его честь. Он предстал не величавым монархом в роскошном мундире, а матросом в бескозырке набекрень, с подзорной трубой под мышкой. Этот мраморный Берти, которого нацистские приспешники уберут в 1943 году, с нежностью смотрел в сторону горизонта – а жаль, потому что, распростершись у его ног, лежала обнаженная девушка, и ее наготу лишь едва прикрывала охапка цветов. Она была призвана символизировать город Канны, который реагировал на присутствие Берти так же, как и многие француженки, – сбрасывая одежды и падая к его ногам.

II

В начале 1890-х годов здоровье Берти пошатнулось. Врачи поставили мудреный диагноз – подагрический мышечный ревматизм, – и ему пришлось отказаться от танцев. Зимой он по-прежнему ездил на юг Франции, но в репортажах о его визитах проскальзывают грустные нотки. Берти оставался на своей яхте «Британия» чаще, чем на суше, и гораздо реже, чем раньше, посещал светские мероприятия, хотя «Каннский курьер» старался с оптимизмом смотреть на это отшельничество, ведь «[он] хочет спокойно жить, отдыхать и наслаждаться изумительным климатом».

Меланхолия Берти была легкообъяснима: за это время ему пришлось пережить сразу несколько серьезных потрясений. В 1891 году не на шутку разыгралась подагра, и он был вынужден отменить свою поездку на Лазурный Берег. В январе 1892 года умер от гриппа его старший сын Эдди, которому едва исполнилось двадцать восемь лет. Конечно, молодой принц создавал семье проблемы своим распутным образом жизни, заставляя вспоминать о его ганноверских генах, однако его смерть была сокрушительным ударом для Берти и Александры, погрузившейся в глубочайшую депрессию. В течение года, пока в стране соблюдался траур, все развлечения были запрещены, и, по словам одной из кузин Виктории, герцогини Мекленбург-Стрелицкой, от этого бездействия Берти «еще больше располнел и страдал одышкой». В марте 1892 года он совершил поездку в Кап-Мартен, между Монако и Ниццей, но это была всего лишь печальная ссылка – он был с принцессой Александрой, – а заодно и попытка сбежать от разгулявшегося вируса гриппа, который убил их сына.

После того как в 1893 году Берти была доставлена новая яхта, он с удовольствием участвовал в регатах в Ницце и Каннах и даже выиграл несколько призов, но в нем, должно быть, крепло чувство, что он проигрывает главную гонку в своей жизни – ту, в которой надо было пережить мать. Виктория казалась бессмертной, тем более что ей явно шли на пользу оздоровительные поездки на Ривьеру.

Что еще более удивительно для такой неутешной вдовы, Виктория доставляла Берти немало хлопот своими безрассудными любовными шашнями с мужской прислугой. Сначала это был шотландец, Джон Браун, дворецкий в килте, находившийся рядом с королевой на протяжении более чем десяти лет: он помогал ей садиться в карету, терпеливо позировал для ее эскизов, ночевал под дверью ее спальни…