Самый красивый кошмар (сборник)

Я постаралась отвлечься от мучительного чувства стыда и осмыслить слова Щеглова, все то, что он мне наговорил. Признаться, голова у меня шла кругом. Если это не он пригласил меня на крекинг-завод, тогда кто? И почему Кошелев так уверен, что по телефону ему звонил именно Щеглов? Может быть, Евгений Васильевич все перепутал, и ему называли вовсе не фамилию Щеглова, а какую-то на нее очень похожую? Мало ли какие фамилии могут быть у работников этого крекинг-завода, разве я знаю всех! Но тогда почему Кошелев твердо запомнил должность звонившего: заместитель главного инженера? Здесь-то не могло быть совпадения! Или, может быть, Щеглов попросту все врет? Сам пригласил меня на завод для того, чтобы я стала свидетелем имеющих здесь место махинаций, а теперь отказывается от этого, хочет сделать вид, будто он здесь ни при чем? У меня вдруг возникло дикое желание задать все эти вопросы Щеглову, но тот стоял поодаль от меня с таким неприступным видом, смотрел вперед, где на трибуне, возле груды цветов выступал очередной оратор, что я никак не могла решиться снова начать разговор с ним.

Тем временем гражданская панихида подходила к концу. Последний оратор, кончив свою речь, сошел с трибуны и отошел в сторону. Какие-то люди, похоже, служащие похоронного агентства, направились к груде цветов и стали разбирать ее. По толпе стоящих людей прошло некоторое движение, одни стали постепенно расходиться, другие поспешно направились к выходу на улицу, переговариваясь между собой, послышались чьи-то всхлипывания и даже рыдания. Траурная музыка играла теперь особенно громко и скорбно, так что даже мне стало жутко и комок подкатил к горлу.

Щеглов незаметно и как-то осторожно покинул меня. Я видела, как он направился к руководству завода, чтобы присоединиться к нему. Вдруг я заметила, что к Щеглову сквозь толпу протиснулся какой-то мужчина в зеленой камуфляжной куртке, судя по его виду, только что подошедший с улицы. Я вздрогнула при виде его физиономии, сомнений не возникало: это был один из охранников крекинг-завода, от которых мы с Костей Шиловым и Валерой Гурьевым убегали минувшей ночью. Он остановил Щеглова, взял его за руку, стал ему что-то говорить, Щеглов рассеянно слушал и кивал. Но вдруг блуждающий взгляд охранника упал на меня, он замер с открытым ртом. Щеглов встревоженно обернулся, посмотрел на меня, потом на своего собеседника. Видно было, что он донимает охранника вопросами, и тот с готовностью на них отвечает. Мне стало до безумия жарко, голова отчаянно закружилась: не оставалось сомнений, он узнал меня! И теперь расскажет все Щеглову о нашем ночном визите на завод! Черт возьми, несмотря на наше удавшееся бегство, мы все-таки влипли в историю!

Стоп! — сказала я сама себе. Ну, расскажет, и что дальше? Не пойман, значит, как говорится, не вор. Что они мне теперь сделают, если заветный пакет уже у Володьки в лаборатории? Это меня немного успокоило, и я не без иронии наблюдала, как разговор Щеглова и охранника становится все эмоциональнее, как их снова, второй раз уже за это утро, одернули. В ответ Щеглов посмотрел довольно злобно и ответил, судя по виду, весьма резко. Потом, видимо, махнув рукой на официальные похороны, оба стали выбираться из толпы, отправившись куда-то прочь из зала, наверное, чтобы спокойно где-то поговорить. Мне снова стало не по себе. О чем они там будут толковать? И непонятно, почему этот охранник обращается именно к Щеглову по поводу меня. Разве не стоит в толпе руководства крекинг-завода начальник охраны, которому и нужно докладывать обо всех ночных происшествиях?

В это время гроб с телом покойного взяли на руки и стали выносить из зала. Плач и рыдания стали еще громче и отчаянней, мужчины вокруг меня смотрели прямо перед собой с хмурыми сосредоточенными лицами. Наконец гроб вынесли из траурного зала, и толпа людей устремилась за ним следом. Меня как-то незаметно оттерли к стене, где я и осталась стоять и молча смотреть на происходящее. Присоединяться к толпе работников завода у меня не было ни малейшего желания.

— Простите, а ведь вы Ирина Лебедева, да? С телевидения? — услышала я рядом с собой юношеский голос.

Подняв голову, я обнаружила, что сын покойного Венглера стоит около меня и смотрит самым восторженным взглядом.

— Да, Ирина Лебедева, — подтвердила я. — А вы Юрий, сын Сергея Викторовича?

Он кивнул, приветливо улыбнулся, впрочем, его улыбка, как я могла заметить, была печальной.

— Мама вашу передачу постоянно смотрит, — сказал он, — ну, и мы вместе с ней. У вас очень хорошее ток-шоу, почти как в Москве…

Я улыбкой поблагодарила его за комплимент моей программе.

— Мама тяжело переживает гибель Сергея Викторовича? — спросила я. Глупый, конечно, бестактный вопрос, но ничего умнее не пришло в голову.

— Очень, — лицо Юры сделалось скорбным. «Хороший парень!» — подумала я. — Плачет постоянно, никак в себя не придет…

— А ты? — поинтересовалась я. — Ты очень любил своего отца?