— Мистер Моуз имеет в виду, что он кратковременно потерял над собой контроль, — пояснила почему-то раскрасневшаяся Лира.
— Но вот не уверен… Геау-ти-Нно — третья нота, и она не то чтобы подходит к моему роду деятельности. Для любопытных котов — в Шуме существует девять нот. Первая отражает хаотический вихрь созидания, а восьмая — ледяную статику завершенности и упорядоченности. Все остальные идут от первого к последнему. Я привык работать с седьмыми и пятыми нотами.
— А девятая?
— С ними запрещено работать. Считай это Запретным искусством от мира Шума. Девятая нота разрушает упорядоченное и останавливает созидание. Чтобы что-то создать, нужно что-то сломать — слышал такое?
— Да.
— Девятая нота — оживший принцип энтропии. Это какофония.
С лестницы послышались шаги, и в магазин зашла Гиз. В руках она держала ведро со стеклянными осколками.
— Мистер Моуз, это было твоих рук дело?
— Ну да, — не видел смысла отпираться Эд.
— Требую устроить концерт, — заявила Гиз с лихорадочным блеском в глазах.
— Да без проблем, — хохотнул волшебник. — Закончим только со всеми культами, и я устрою великолепный концерт. К слову, милые дамы и один взбалмошный кот, казнь состоится послезавтра в полдень, так что с утра надо свернуть Маяк.
***
Весь следующий день я тоже провел очень интересно. Я лежал, потом полеживал. Немного полистал книгу про Инферно. После обеда я валялся, потом я лежбанировал, ну а после ужина старательно производил лежание.
Побольше бы таких дней.
Однако, была и суета. По городу ходили констебли и военные — в боевых мундирах и при оружии. Они предупреждали население о вероятных волнениях завтра в городе. Просили всех воздержаться от присутствия на казни, если только гражданин не имеет Черного сертификата. Только в наш магазин заходило трое констеблей, так что, очевидно, звуки наведенного шороха будут слышны в предместьях.
После ужина все разошлись спать. Все, кроме Лиры — девушка пошла готовить новую партию зелий.
Я же, подчиняясь импульсам Кота, которые старательно гасил весь день, пошел в гостиную.
Размышляя о том, почему я в последнее время сильно подчиняюсь ему, и не скажется ли это на моей жизни, я не заметил, как подошёл к матерчатой сумке, в которой лежал инструмент Эда.
Я с трудом подраспустил горловину сумки и начал обнюхивать инструмент. Влияние Кота? А вот и фигушки. Уже лично мне было интересно.
Так, на грифе остался запах Эдвина. Все ещё древесина, лак, конские волосы, металл. Та-ак, можно принюхаться… хм, цветы? Розы, вроде. И немного тюльпаны. Интересно, почему инструмент пахнет цветами? Проклятье, как много оттенков!
Это все равно что перед обычным человеком поставить мешок с мелкими предметами — кубиками, перочинными ножичками, бутылочками, безделушками и прочим. И вот человек сидит и перебирает, желая узнать, что там лежит.
Влезаю глубже в мешок. Основная масса оттенков шла от отверстия в корпусе. Вдыхаю.
Корица? Собачья шерсть? Снег? Да сколько их тут?! Где побывала эта гитарка?
Надо залезть ещё глубже. Целиком забираюсь в мешок.
Тихий запах древесной стружки. Смола хвойного растения. Чуток гнилых яблок. Чей-то страх. Рулет с медом. Совиные перья, вроде…
Я вдыхал и перебирал ароматы, пока не уснул.
***
Я проснулся утром от того, что кто-то дёрнул мешок. Мое узилище взмыло в воздух, мотнулось и с размаху ткнулось в что-то твердое. Не менее твердые части гитары надавили на мои легкие, так что я даже не мог мяукнуть.
— Мисс Фольди, я пойду. После меня сверните Маяк. Вернусь к вечеру, надеюсь, с победой.
— Желаю удачи, мистер Моуз.
Пока я восстанавливал дыхание, Эд с мешком за плечами закрыл за собой дверь. С испугом я услышал звяк колокольчика.
Проклятье. Проклятье. Проклятье. Как бы Эду намекнуть, что я в мешке? Да неужели он не чувствует мой вес? Любопытно, что он со мной сделает? Как сильно будет волноваться Лира? И что уже она сделает со мной?
Вспомнив о лягушках, я похолодел.
Если Лира узнает, что я пробрался на казнь, то казнят уже меня. Одними лягушками я тут не отделаюсь.
Тем временем Кот выл, что мне надо хотя бы слушать окружающую среду. И, к слову, это было не лишним — город замер.
Я не слышал ничего, кроме пения птиц и шагов волшебника. Ни других шагов, ни разговоров прохожих, ни шелеста призраков (которые сами по себе были редкими прохожими), ни проезжающих всадников.
Так ещё мало того, что я ничего не видел, я даже не мог почувствовать запахов сквозь проклятущий вонючий мешок. Но уверен, что ничего бы толком не почувствовал.
Тем временем Эд все шагал по городу.
Я решил начать извиваться и пинаться, лишь бы Эд заметил. И волшебник не заставил себя ждать.
Сначала я услышал витиеваетое ругательство. Потом мешок снова мотнуло. Моя бочина повстречалась с брусчаткой улицы, воздух снова ушел из лёгких.
И, наконец, я увидел рассеянный свет. Было облачно. Потом, буквально через мгновение, свет заслонил Эдвин. От него пахло испугом и злостью.
— Что? Джаспер?! — изумился он.
— Э-э-э… Хе-хе?
— Донные духи, я думал, ты умный.
— Ты говоришь это коту, Эд.
Я, вертясь как червяк, вылез из мешка и смачно потянулся.