– Извини, Кать, но подпольные кулинары нам в составе не нужны, особенно такие, которые забывают суп на пожароопасных приборах.
– Я больше не!.. – начала было она, но присутствующий здесь охранник зажал ей рот и твердо, но бережно вывел из купе под взглядами побледневших девушек.
– Просто уволена, вернется в Москву и будет жить как прежде, нынче никого в полях не расстреливают, – пояснил я.
Не сильно-то и помогло!
– Извини, Люд, чисто по-человечески твою панику я понять могу, но на инструктаже и в МИДе, и вчера в поезде четко перечислены случаи, когда стоп-кран срывать нужно. Если коротко – никогда, потому что за это отвечает охрана.
Девушку увел второй охранник.
– По прибытии в Варшаву к нам присоединятся дамы из дублирующего состава, – пояснил оставшимся. – Тань, можно тебя на секундочку? – обратился к товарищу младшему лейтенанту.
Больно уж виноватая у нее мордаха – так и читается «вот дура я дура, не уследила!».
– Все ок, чужая тупость – фактор трудно учитываемый, и вообще это мой косяк – надо было сразу ваших набирать, целиком, но чего уж теперь, – тихо объяснил я ей позицию начальства. – Возвращайся, успокаивай этнически разнообразных коллег. Ты остаешься точно, но бдительность удвой, хорошо?
– Хорошо. Спасибо, Сережа, – с облегченной улыбкой поблагодарила она и вернулась в купе.
– Одобряете? – спросил я старшего товарища.
– А это на что-то повлияет? – спросил он.
– Нет, но важно лично для меня, – честно ответил я.
– Одобряю, – с улыбкой хлопнул дядя Витя меня по плечу.
– Мне бы типа-спецподготовку пройти, дядь Вить, – попросил я. – Я как раз целиком выздоровел, Виталина меня приемам учит и физически улучшает, но нужна стрельба и особенности перемещения в пространстве в непростых ситуациях. Не хочу ни подыхать, ни Виталиной от пуль заслоняться – я понимаю, что у нее работа такая, но если охраняемый объект сам по себе что-то может, значит и шансы на совместное выживание повышаются.
– Сделаем, – пообещал дядя Витя.
Добрались до купе подтанцовки, где девушки и парни с грустными мордашками смотрели на заплаканного парня, которому путешествующий с нами врач широкого профиля накладывал шину на поврежденную ногу.
– Ничего не обещаю, Андрей, но по прибытии в ГДР повезем тебя к лучшим врачам, валюту я выбью. Не справятся немцы – отправим туда, где справятся. Починим тебе ногу на максимально возможном уровне. Если танцевать сможешь – после выздоровления с радостью возьмем тебя обратно, если нет – приглашаю тебя работать хореографом в ДК совхоза «Потемкинская деревня», а еще выбью тебе «однушку» в Москве. Скепсис понимаю и не осуждаю, – увидев на его лице без пяти минут панику, сработал на опережение. – Но ты подумай вот о чем – это
Бардак!
Погода к посещению Аушвица (ака Освенцим) подходила как нельзя кстати – небо затянуто серыми, но, к счастью, безобидными тучами, изо рта валил пар (чуть ниже нуля), под ногами – подмерзшая земля с пожухлой травой, а сидящая на воротах стая ворон встретила нас ехидным карканьем.
– Arbeit macht frei! – указал я на всем известную надпись на воротах. – «Труд освобождает». Кто-то скажет, что таким образом нацисты обманывали узников, давая им ложную надежду заслужить свободу, но я так не считаю – ведь здешний труд, вернее – уничтожение трудом, и вправду освобождал дух от бренной оболочки, – вздохнул. – Вот только никакого духа не существует, а со смертью оболочки умирают уникальный набор жизненного опыта и комбинация генов. Последняя формировалась миллионы лет, кстати, чтобы закончить свой путь в газовой камере или печке.
Виталина погладила меня по спине.
– Я спокоен, – улыбнулся я ей. – Для современного ребенка это все – словно картинки из учебника истории.
Вру – потряхивает, больно уж атмосфера давящая. А мы еще даже внутрь не вошли!
Обернувшись к многочисленным спутникам (две новых красивых младших лейтенантки и такого же чина КГБшный «плясун», Андрея оставили в Варшаве, откуда он поедет в Берлин чинить ногу), дал им шанс слиться без последствий.
– Последний шанс, товарищи! Там, – указал рукой на ворота за моей спиной. – Нас ждут только горе и чужая, но от этого не менее ужасная смерть. Зверства нацистов знакомы всему миру, и лишних подтверждений не требуют. Я сюда иду, потому что мне это нужно как творческой единице, но вам убивать настроение на много недель вперед совершенно необязательно. Если кто-то хочет вернуться в гостиницу, никто вас не осудит.
Разумеется, никто и не подумал отказаться.