Самый лучший комсомолец. Том шестой [СИ]

— Воруют все! — безапелляционно заявил я. — Но тут проблем не будет — я полсотни песен в это попурри замешал. Поди пойми, что и как именно спереть.

— Чтобы Леннон — и не понял? — фыркнул гитарист.

Кругом одни битломаны!

— Ты уже лучше него играешь, дурак, — приложил его ударник.

— Причем тут навыки? — возмутился тот.

— Отставить! — скомандовал я. — С другой стороны зайдем для присутствующих битломанов — у Леннона свой звук, и, если он вдруг резко сменит его, фанаты не схавают и закидают помидорами. У него и так сольный альбом идет плохо — боится, переживает, к психологу ходит лечиться.

— Леннон? Боится? — опешил клавишник.

— Привезли папочки? — спросил я Вилку.

— Должны были, — кивнула она и сходила в коридор, откуда вернулась с двумя папками и дядей Федей.

— Подписку в порядке очереди даем, товарищи, — поведал тот, усаживаясь за стол и развязывая третью папочку.

— Я вам про Леннона оставлю почитать, — взяв «Дело № 'Выжимка из личного дела Джона Уинстона Леннона 1940 г. р.», показал музыкантам и положил на стул. — Но читать с умом, не теряя много драгоценного времени.

— Мы со всей ответственностью! — горячо заверил возрадовавшийся клавишник.

— Вечером зайду, прогресс оценить, — пообещал им я, и мы с Вилкой вышли в коридор.

— В ДК? — спросила она. — К фольклору?

— Ага, — подтвердил я. — Видала карго-культ? — кивнул на оставшуюся позади реп-точку.

— Смешные, — кивнула она. — В самой гуще, считай, варятся, а все равно не осознают.

— И не лишено правильности, — вздохнул я. — Мы мощно отстали в плане музона, а теперь догоняем. И немножко даже перегоняем — но тут пока мои проекты в одиночестве. Хорошо, что остальные подтягиваются — на днях немцы еще одну группу подписали, раскручивать будут. Не рок в этот раз, а диско.

Медленно божьи мельницы мелют, но верно — тончает Железный занавес, в ничтожество впадает, а о культурной экспансии СССР начинают визжать радикалы, предлагая наложить санкции еще и на контент. Ничего у них не выйдет — «свобода слова» это на Западе нынче селлинг-фича, и запрет совершенно идеологически нейтрального музона вызовет очень много вопросов.

Покинув территорию студии, отправились к центру Хрущевска. Уже стемнело, и на улицах хватало спешащих с работы людей — кое-кому расстояния позволяют ходить пешком, поэтому образцово работающий спецтранспорт они игнорируют. Где-то треть работников — азиатские товарищи, корейцы и китайцы. Морды у всех толстеют с каждым днем, что очень радует. Вот компашка в кооперативное кафе свернула — подхарчиться, мы им хорошо доплачиваем сверх уходящих по сметам в Корею и Китай основных зарплат. Соотечественники же в основном сворачивали в детские сады и школы — забирать деточек домой с занятий и кружков.

— Живет город, — с удовольствием подвел я итог.

— Мертвые города план по продукции не перевыполняют, — фыркнула Виталина.

— Тем более — на привычный один процент, чтобы не нарваться на увеличение, — согласно фыркнул и я.

У ДК пришлось спрятаться в темном переулке, чтобы пропустить покидающую его кучу ребят — здесь же тоже кружков целая куча. Дождавшись момента, когда народ частично разойдется своим ходом, частично — рассядется в весело светящиеся окнами автобусы, подкатили к зданию, я поздоровался с редкими задержавшимися ребятами, мы сдали верхнюю одежду в гардероб и направились в правое крыло первого этажа. Чем дальше мы углублялись в коридор, тем мощнее на нас обрушивался глубокий мужской бас:

— В городах средь серой мглы…

— А неплохо! — прокомментировал я.

— Вторую неделю репетируют, — пожала плечами Вилка. — Не с улицы же набирали.

— Стараюсь ожидать худшего, — пояснил я. — Очень помогает: вся жизнь сливается в цепочку маленьких приятных сюрпризов.

— Посреди зеленых трав…

Помимо голоса, стали слышны балалайка, ритм-секция, аккордеон и клавиши.

— Для дискотек — милое дело, — заметила Виталина.

— Шаришь! — одобрил я.

Добрались до крайней правой двери, я открыл, получив в лицо заключительное:

— Велики силы добра!

— Очень хорошо! — похвалила расположившийся на сцене состав музыкальный руководитель в виде повязавшей на голову платочек и укутавшейся в шаль бабушки семидесяти лет, всю жизнь посвятившей воспитанию фольклорных кружков.

— Спасибо, Прасковья Федоровна, — поблагодарил ее за всех одетый в монашескую рясу с глубоким капюшоном, пышнобородый и вооруженный балалайкой фронтмен.

Помимо него, на сцене внимание притягивали еще двое: наряженный в костюм медведя «шоумен» и одетый в косоворотку, шаровары, лапти и солнечные очки (для контраста) клавишник. Все, кроме «шоумена», закончили Гнесино этим летом. «Медведь» поначалу немного грустил — со своим потенциалом и кучей положительных характеристик от преподавателей метил прямо в «Березку», но не сложилось. Теперь доволен — программа «бомбовая», и ребята уверены в как минимум Всесоюзном успехе.

— Здравствуйте, товарищи! — привлек я к себе внимание.

Товарищи поздоровались в ответ, музыкальный руководитель коротко отчиталась о делах — идут отлично.

— У меня для вас преприятнейшее известие! — возвестил я.

— К нам едет ревизор? — не удержался клавишник.