— Чистое, невинное существо! — неподдельно восхитился я. — Как можно в такую прелесть х*й засовывать?
— Я тебя из машины сейчас выкину, — с нежной улыбкой пообещала Виталина.
— Не, — отмахнулся я и пристегнулся.
— Пф! — прокомментировала Вилка хлипкие защитные меры.
Заржали, доехали до хрущевки около рынка, я сбегал на третий этаж, где одна из комнат «трешки» частично превратилась в оранжерею по производству синих роз. Поблагодарив племянника Акифа, принял от него сразу всю срезанную партию — тридцать одна штука — отдал деньги, отдал «дружбонародную» песни для восходящей азербайджанской (вместо нон-стопом гастролирующего Магомаева нам будет) звезды [ https://www.youtube.com/watch?v=KK2hUZK57Qc&ab_channel=ZVUKMTV
], и, получив в спину многословные пожелания удачного свидания, вернулся к встретившей меня около машины Виталине.— Синие?! — восторженно пискнула она, когда мы с букетом вошли в свет уличного фонаря.
Подошла, обняла меня вместе с букетом. Глядя Вилке в глаза, с улыбкой объяснил:
— Обычные цветы дарят обычным девушкам.
— Вот сейчас мне вдруг очень захотелось тебя поцеловать, — хихикнула она, отпустила, отобрала букет, и, пока я усаживался, аккуратно убрала цветочки на заднее сиденье. — Таких подождать стоило.
— Милаха! — умилился я.
— Ты же глупый, тебе все в лоб нужно говорить! — отвесила нежный щелбан.
— Сильно упрощает повседневную жизнь, — не смутился я. — Вот бы так к Гришину подойти и сказать: «хватит крышевать торговую мафию!».
— А тебе в ответ объяснят, что никакой мафии в СССР не существует, — улыбнулась она. — Причем сделает это лично товарищ Генеральный секретарь.
— За уши уже таскал, — похвастался я.
— Юрий Владимирович?! — изумилась она.
— По большей части символически — в качестве крайне редкой Высочайшей награды.
Виталина рассмеялась, и я немного закрепил успех, рассказав о том, как появились подтиральщики монарших задниц, и в какой момент это стало крайне уважаемой должностью. Стоп, где романтика-то? Ну-ка стихотворение про любовь! И еще! И еще! И… и вот мы уже целуемся, остановившись у Виталининого подъезда, как-то прямо неожиданно, но ужасно логично. И приятно! Товарища лейтенанта учить не надо, но кто сказал, что это плохо?
— Что ты со мной делаешь, мальчишка? — выдохнула порозовевшая Виталина после поцелуя.
На риторические (но очень приятные!) вопросы не отвечают, поэтому поцеловались снова и пошли наверх, не забыв прихватить цветы. Дверь Вилка смогла открыть только с третьего раза — ручки трясутся. И это тоже супер приятно!
Коридор, разувание и снова поцелуй — этот длиннее и вкуснее. Вот теперь немножко трясти начало и меня. Вернув самоконтроль, увидел на стене прихожей новые обои, ковровую дорожку и копию «Мишек в лесу». Мама-таки осуществила обещанный ремонт, а девушка, в свою очередь, «обживала» квартиру как могла. В единственной комнате появилась югославская, полупустая стенка с цветным телеком и маленькой коллекцией моих книжек и журналов — тоже надо полагать с моими произведениями. Рядом — проигрыватель с пластинками и неподписанными бобинами. Наши демки, видимо.
— Культ моей личности внутри головы выстраиваешь? — спросил я раскладывающую цветы по вазам девушку.
— Просто нравится, — улыбнулась она.
— А это что? — спросил я, указав на собственный портрет авторства Нади Рушевой.
— Хорошо нарисовано, — пожала она плечами. — И хорошо сочетается с висящим рядом портретом моим, — указала на висящий рядом со мной рисунок.
Внешней похожести почти нет, Надя портреты быстро рисует, неплохо передавая внутреннюю сущность изображаемого. Моих портретов она написала уже три — один «светлый», один «потешный» и один — мрачный. Первые два у меня дома висят, а третий Надя мне дарить не захотела — вот куда ушел, получается.
— Мне твой портрет нравится, — признался я. — Глаза печальные, лицо красивое — все как в жизни.
— Прямо такие уж и печальные? — с совершенно противоположным «печали» выражением глаз спросила Вилка, сев на диван рядом со мной.
— Не сейчас, но вообще — да, — подтвердил я.
Поцеловались. А чего это руки смирно лежат на талии? Ниже… по рукам-то не бьет! Даже странно, что я этого боялся. Дальше руки пришлось поднять, потому что девушка стянула с меня футболку. А я чем хуже? Начав расстегивать пуговки ненавистного «платья гувернантки», немного потерял самоконтроль и тупо оторвал большую часть. Пуговки весело забарабанили по мебели и линолеуму.
Виталина прервала поцелуй и с нежной улыбкой укорила:
— А мне потом пришивай.
— Просто выкинь его! — попросил я, любуясь тем, как девушка распускает волосы.
— Придется дорвать, — скорбно вздохнула она.
Дорвал. И дорвался!
— Больно? — спросил я, уложив уже голую девушку на диван, себя — сверху, а руку — на ее шрам.
— Меня можно трогать везде! — разрешила она.
Неловкая пауза на ФРГшные технологии…
— Мне было немножко больно и немножко приятно, — развела руками Виталина, чмокнула меня в губы и пошла в ванную.
Ох уж этот малолетний организм.