Самый лучший комсомолец

— Это уж как водится! — подключился к беседе водитель. — У них все на вранье и держится!

— База, — кивнул я.

— Какая «база»? — не понял он.

— Базовые знания, которыми обладают просвещенные люди, — пояснил я.

Водитель от комплимента немножко покраснел. Извини, мужики милахами в моих глазах не бывают.

Въехали в ворота студии, потаращились на павильоны и суету — вон макет печки куда-то потащили — и добрались до крылечка главного здания, на котором нас встретил лично Геннадий Пантелеевич Збандут — нынешний директор. Поздоровались-познакомились, и я понял, что Геннадий Пантелеевич чисто по-человечески мне симпатичен полным отсутствием подхалимажа, которого с каждым днем вокруг меня все больше и больше. А еще — кандидат философских наук, и в интернете про написано него много хорошего.

По пути высказал пяток комплиментов его диссертации, задал пару вопросов, получил ответные комплименты и вопросы, которые Геннадий Пантелеевич масштабировал и на Евгения Серафимовича.

Последний меня и спросил:

— Ты и в философии разбираешься, Сережа?

— Поверхностно, — признался я, скромно шаркнув ножкой. — Разумеется, за исключением Гегеля, учение которого каждый считающий себя приверженцем коммунистических идей должен освоить хотя бы на минимальном уровне. Но стараюсь следить и за современным положением дел — мы входим в совершенно новую эпоху — так называемую эпоху постмодернизма. И, увы, СССР тоже её тлетворного влияния лишен не будет, потому что при постмодерне реальность становится копией самой себя, теряя свое первоначальное значение и смысл. Для обозначения таких явлений французский философ Жан Бодрийяр взял еще античный Платоновский термин «симулякр», изначально означавший…

— Нисходящую деградацию двойного искажения: вещи относительно ее истинного бытия, то есть Идеи, и образа вещи относительно самой вещи, — вставил ремарку Геннадий Пантелеевич и спросил. — То есть, Сергей, ты считаешь, что рано или поздно идея построения коммунизма станет симулякром?

— Если ничего не делать — симулякром станет вся наша страна, — развел я руками. — Я не провоцирую на антисоветчину, но все же прекрасно видят, как много в Партии и других структурах приспособленцев. Они говорят правильные слова, верноподданически таращат глаза на начальство, но истинности в их словах ни на грош. Словом — настоящую Идею уже потихоньку подменяет система устойчивых ритуалов, лишенных глубинного смысла. Этих симулякр коммунизма уже сожрал полностью. Еще один ярко выраженный симулякр — выданный не так много лет назад с самого верха тезис: «Коммунизм — это когда у всех есть квартира, машина и полный холодильник». Разве коммунизм об этом?

— Совершенно не об этом, — кивнул Геннадий Пантелеевич.

— Папа, я ничего не понял, — шепотом пожаловался отцу Велтистов-младший.

Пока Евгений Серафимович успокаивал сына тем, что все еще впереди, я предложил:

— Геннадий Пантелеевич, мне старшие товарищи весь философский зарубежный «свежак» дают читать, могу поделиться с вами, если хотите. Но там на оригинальных языках, на наш не переводят.

Пока.

Геннадий Пантелеевич немного поскучнел.

— Понимаю, — вздохнул я. — Мало ли как чтение такого самиздата воспримут старшие товарищи.

— Просто у меня из языков только немецкий, — покачав головой, смущенно признался директор киностудии.

— Значит Бодрийяра вам присылать не станем, — хохотнул я и вопросительно посмотрел на Вилку.

— Послезавтра вам прямо сюда привезут, Геннадий Пантелеевич, — пообещала она.

— Спасибо, — поблагодарил он.

В режиссеры баба Катя, ничтоже сумняшеся, выдала мне целого Георгия Николаевича Данелию, который в данный момент времени ничего не делает, но, возможно, уже потихоньку пишет сценарий «Джентльменов удачи». Познакомились, обменялись комплиментами. Тоже не волнуется — он уже большой, а фильм «Тридцать три» из широкого проката выпиливал лично покойный товарищ Суслов, причем по совершенно дебильному поводу. Какая тут боязнь мальчика после такого мастодонта? Кстати о фильме!

— Мы с Виталиной Петровной на «Тридцать три» недавно в кино ходили, — похвастался я Георгию Николаевичу. — Здорово, что такой хороший фильм вернули народу.

— Говоря откровенно, — Данелия с улыбкой подмигнул. — Фильм особо и не исчезал — мне рассказали, что его смотрели в воинских частях, клубах и даже парочке окраинных московских кинотеатров.

— Песню не задушишь, не убьешь! — улыбнулся я в ответ.

Перешли к делу, и, при помощи художника, следующие шесть часов, с перерывом на обед в весьма хорошем местном буфете, просидели над раскадровками — я старался лезть как можно меньше, зато Евгений Серафимович не стеснялся. Максим начал клевать носом, и, под виноватым взглядом Велтистова, решили на сегодня сворачиваться.

* * *