Самый лучший пионер: Том второй

«Концептуально» хроноаборигенов в погонах впечатлило, и подхалимы снова начали уговаривать министра. Вот он уже и не против! Договорился заехать вместе с Надей в гараж МВД двадцать третьего апреля, после дня рождения Ленина и субботника, на котором буду честно впахивать насколько позволит «однорукость».

Попрощались и оставили блестящего надеждой в глазах Щелокова — сигнал «давай дружить, дурашка» принят. Дед в эти времена долго порулить КГБ, следовательно — разругаться с Николаем Анисимовичем вдрызг, не успел, поэтому последний протянутой через меня метафорической руке обрадовался.

Добросовестно и с удовольствием покормив Саяку в буфете, погулял с ней еще полтора часа и пошел домой — репетировать телеэфир с посланцем Фурцевой.

* * *

В одной из монтажек «Времени» было тесно — набился почти десяток разноранговых функционеров во главе с самым главным телевизорным начальником. Рассевшись на стульях — жадный я убрал Вилку к стене и сел рядом, отрезав таким образом от похотливых старперов — народ смотрел в большой цветной телевизор:

— Товарищи! — светлоликий пионер на экране, роняя слезы (режущие софиты помогли), выходит из-за стола под скорбным взглядом ведущего.

Крупный план на прижимающего руку к сердцу Сережу.

— Клянусь — отслужу!

— Давайте сделаем небольшой перерыв, — говорит ведущий.

Монтажная склейка, и потупившийся пионер уже в дееспособном состоянии рассказывает как было страшно, как Брежнев впитал летящую в юное сердце пули, и, последнее — «будь рядом с Леонидом Ильичом космонавт, он бы успел его спасти!».

Еще полминуты на утешения от ведущего, и фрагмент заканчивается.

— Да, Николай Николаевич, все правильно — именно так я себя чувствую, и именно в такой форме хотел бы донести свои чувства народу. Очень вас прошу дать сюжет в эфир именно в такой форме, — со щенячьими глазами попросил я лично прибывшего смотреть итоговый вариант (немножко запугал монтажеров бумажкой от Фурцевой «подателю сего дать максимально возможный контроль над собственными попаданиями в эфир») председателя Гостелерадио СССР, которого в моей реальности в 70 году отправят послом в Австралию, а в этой — не знаю, дед в телевизор вникать не хочет, а баба Катя посмела заявить: «тебе оно не надо».

Подвигав внушительными, почти «брежневскими» бровями, почти пятидесятилетний черноволосый Николай Николаевич Месяцев великодушно решил:

— Если так нужно, пусть так и будет. В конце концов… — не найдя оправданий самому банальному «прогибу» под Екатерину Алексеевну, он улыбнулся. — Не переживай, Сережа, народ тебя винить не станет!

— Все равно так нужно, — благодарно улыбнулся ему я. — У меня есть задумка передачи-конкурса вроде «веселых стартов» для детско-юношеской аудитории. Рабочее название: «Зов джунглей». К кому я могу обратиться для обсуждения и возможного одобрения?

— Детско-юношеская? Это во-о-он… — он окинул взглядом студию и остановил выбор на тридцатилетнем усатом мужике с пшеничного цвета усами, которого угораздило задремать. — К Петру Алексеевичу. У нас все, товарищи? — демонстративно спросил он подчиненных.

Они подтвердили, что все, и товарищ Месяцев позорно сбежал, пока я не успел нагрузить его чем-нибудь еще. Вилка выдала «пшеничному» папку с передачей, взяла номер телефона для живительных пинков, и мы отправились домой.

— Меньше года — и мне уже почти все можно, — поделился радостью с Виталиной. — Чем не супергерой?

— Я все еще в этом не разбираюсь, — отмахнулась она.

— Ничего, у нас с тобой впереди много жутко интересных лет, и я успею пересказать тебе все культурное наследие человечества.

— Если не захочу уйти? — с теплой улыбкой спросила Виталина.

— Если не захочешь уйти, — с улыбкой подтвердил я.

Потому что нужно делить с кем-то ответственность за чужую жизнь.

Конец второго тома.