Самый лучший пионер. Том второй

— Пусть так и остается, — пожал плечами я. — Мне плевать, правда! Ты что, не заметила как я за полгода пересобрал наш быт так, чтобы он был максимально приятен лично мне? Дядя Толя нам подходит, а левый мужик — совершенно не нужен! Но это все ерунда, давай смотреть чуть дальше — мне вот все время старшие товарищи говорят о загадочных «врагах», которые строят козни. Ощущаем мы их?

— Нет, — немного подумав, покачала головой мама и потянулась к гудку. — Что он там, уснул?! — прокомментировала медленно тащащуюся перед нами черную «Волгу».

— Не надо! — поймал я ее руку. — Спокойно едь за ним, ведь во всей Москве только один член Политбюро ездит не на «членовозе», а на «Волге», и не быстрее сорока километров в час — Михаил Андреевич Суслов. Зачем на пожилого человека гудеть?

— Это-то ты откуда знаешь? — без особой надежды на ответ спросила мама.

— Не веришь? Давай номер запомним, и поспорим на «ромовую бабу», что это — именно он?

— Любишь же ты на сладкое спорить! — с улыбкой протянула руку мама.

Разбил, и Суслов свернул налево, а мы — направо.

— Так вот, враги либо «побеждаются» нашими товарищами во главе с Фурцевой, либо их потихоньку давит дед. Мне более реалистичным кажется первый вариант. А ты под подпиской?

Мама вздрогнула, воровато поозиралась и покачала головой:

— Какие подписки, ты чего? Даже мама моя не знала! Везде написано, что ты однофамилец. Я старшего Андропова видела один раз, три года назад. Я же правда не знала, что Володя — его сын!

— Верю! — улыбнулся я ей. — Стало быть, Екатерина Алексеевна и остальные, скорее всего, ничего не знают — а зачем деду Юре так подставляться?

— Не называл бы ты его так, — немного надулась родительница.

— А что, смешно же! — хохотнул я. — Что он меня, за это в подвалах Лубянки сгноит? Дед? Дед! Юра? Юра! Но это тоже не важно. Давай перейдем к потенциальным последствиям — «выпячивать» он это все не станет, равно как и я — увы, у нас очень сильно КГБ не любят. А если статус-кво будет сохраняться…

— Статус-кто? — не поняла мама.

— Такое положение дел, как сейчас — это когда Сережа Ткачев просто феноменальный пионер, а не проект КГБ!

— Какой тут, к черту, проект! — чуть не плюнула на ценную собственность мама, но вовремя одумалась.

— А так и свои, и чужие считать и станут! — уверенно заявил я. — И оно нам совсем не надо. Вот и поеду на деревню к дедушке, расскажу ему все это, и благополучно разойдемся как в море корабли. Уверен, ему такой проблемный внук не особо то и нужен. Получается, будет вербовать и предупреждать, куда лезть не стоит — и я его внимательно выслушаю и крепко зарублю на носу. И стучать буду на тех, кто мне станет кровь сворачивать. Судьба, мам, выдала нам чудовищно мощную козырную карту, которую мы спрячем в рукав и никому не покажем до тех пор, пока не станет прямо плохо. Но лучше справляться самим, благо у нас пока неплохо получается.

— Все тебе как с гуся вода! — не без зависти вздохнула мама, припарковавшись у высотки.

— А в чем я не прав? — пожал плечами я.

— Получается, что прав во всем! — чмокнула меня в макушку родительница. — Пойдем уже, а то оброс, хоть на человека похож станешь!

Немножко оброс, да, но в социально-приемлемых рамках!

В шикарном, отделанном мрамором подъезде, встретили аж вооруженного «Макаровым» милиционера. Офигеть! Кроссворд, впрочем, висящая на поясе кобура ему разгадывать не мешала.

— Здравствуйте, товарищи. Вы к кому? — вежливо спросил он нас.

— Здравствуйте, дяденька милиционер! К Екатерине Алексеевне Фурцевой, — опередил я маму.

— Ткачевы?

Потрясающий непрофессионализм — нафиг ты подсказываешь?

— Ткачевы! — подтвердила родительница.

— Проходите, — разрешил милиционер. — Десятый этаж!

— Спасибо! — поблагодарили мы, и вошли в здоровенный, оснащенный зеркалами, лифт.

— Красиво здесь! — оценила мама.

— Спорим у нас ремонт в квартире гораздо круче?

— Хватит уже спорить! — улыбнулась мне мама. — Ремонт ты сделал просто замечательный, я никогда ничего подобного не видела. Твоя комната особенно удалась, почему мне так не сделал?

— Побоялся, что ты такое не оценишь, — развел я руками. — И потом — у вас там стенка, и она задает стиль всей комнате!

Двери лифта открылись, и явили нам одетую в бежевое «типа домашнее» платье Фурцеву и статного высокого мужика с неприятной рожей социопата рядом — этот в импортном костюме. Познакомились — муж Екатерины Алексеевны, Фирюбин Николай Павлович.

— Заместитель министра иностранных дел! — сопроводил он слова вялым рукопожатием.

Фу ты мерзкий! Читал про него в интернете много плохого — комплексует, мол, что жена у него министр целый, а он — «зам». Это вымещает в семейной жизни — в частности, заставляет Екатерину Алексеевну чистить ему ботинки, иногда — прямо на глазах у гостей. Унижает, короче, самоутверждается. А мне министр ох как нужна — я же ее любимый пионер! А сердцу плохая семейная жизнь вредна. Вывод? Нужно их «разводить», и тогда Фурцева имеет все шансы пережить семьдесят четвертый год. Принимаем задачу в работу!