Самый лучший пионер. Том второй

— Не знаю, почему так, Алексей Савельевич, — решил я не «майоркать». — Но читатели и слушатели решили, что я могу помочь им с их проблемами. Но я не против — как пионер, я просто обязан помогать гражданам родной страны. Полагаю, что в некоторых местах кумовство и блат достигли таких высот, что народ просто не знает, у кого просить помощи. Сам я должными полномочиями не обладаю, поэтому решил прийти к вам — у меня к Московской милиции доверия больше, чем к региональной, уж простите.

— Хорошо, — выслушав, кивнул майор. — Письмами мы займемся обязательно, на этот счет можешь не переживать.

— Спасибо большое! — поблагодарил я. — А можно мне какой-нибудь номер телефонный, чтобы я мог время от времени звонить и узнавать, как идут дела — люди же будут ответов ждать, а написать «отнес письма в милицию, дальше не мое дело» мне совесть не позволит.

Товарищ майор посмурнел — теперь в мусорку это все не выкинешь, придется работать. И ведь придется — я же не хрен с горы, а двойной член с неземной репутацией, о которого успешно «убилась» пара нечистых на руку ментов, значит со мной жизненно и карьерно необходимо дружить изо всех сил.

— Хорошо, — решил он, взял со стола чистый листочек и написал на нем номер. — Это помощника моего, Антоном Сергеевичем Цекало зовут.

Хе, Цекало! Просто совпадение, очевидно.

— Спасибо больше, Алексей Савельевич! — снова поблагодарил я, приняв ценный номер. — Обещаю не злоупотреблять, но к концу недели позвоню, можно?

— К концу недели что-нибудь уже станет известно, — одобрил майор и улыбнулся. — А мы тебя с самого утра ждем — на «Маяке» передачу слушали.

— Мы всей семьей тоже слушали, — кивнул я. — Даже вырезать ничего не стали, а я думал пожалеют эфирного времени.

— Такое вырезать никак нельзя, — проявил гражданскую сознательность майор. — Мне теперь коллеги бутылку конька должны — говорили, не придешь! — не удержавшись, похвастался верой в меня.

— Слово надо держать, — пожал я плечами. — Мы пойдем тогда? Нас в машине девочка ждет, можно я ее угощу? — указал на миску с карамельками.

— Да все забирай, — щедро одарил сладкоежку добрый милиционер.

Попрощались, майор лично проводил нас до выхода, и мы поехали на Лубянку — ее адрес мама знает. А кто нет?

— Может все-таки и этот милиции отдашь? — снова попросила мама.

— Никто не знает, — невнятно (потому что Таня) ответил я про деда Юру. — Ты же видела, какая там грязь — цеха подпольные, покрытие изнасилований, взяточничество, строительство дач из выделенных на ремонт ДК материалов, мошенничество… Извини, но, судя по тому, насколько офигенно себя чувствует советский черный рынок, БХСС мышей не ловит совсем. А это — прямая угроза государственной безопасности, значит и идти с этим всем нужно в Комитет!

— И ведь не поспоришь, — вздохнула мама. — Вот как так — тишь да гладь, а приглядишься… — горько вздохнула.

Почти тридцать лет кушаешь теле— и газетный позитив, а тут раз, и такая куча мрачняка. Обидно маме за державу. И мне обидно!

— В нашем омуте черти топятся! — процитировал я. — Ерунда, просто все боятся высунуться, а власть, если не поднимать шум, заочно считает, что все в порядке. Теряется связь с народом, преданность идее подменяется набором привычных, выхолощенных ритуалов. Раз уж я здесь, придется это чинить! И сейчас мы делаем маленький, но важный первый шаг, создавая самый настоящий прецедент. Поможем десятку людей — и пойдет «сарафанное радио»: «если написать Сереже Ткачеву, он поможет». А дальше они сами масштабируют этот тезис на остальных писателей и композиторов. Видела лица у милиционеров? Да они такую фигню первый раз за все время службы увидели! Ой не думаю я, что пишут одному мне, просто остальным либо лень, либо все равно, либо боятся. Теперь перестанут — Сережу же на нары не отправили за излишнее рвение, значит и им ничего не будет.

— Тебя послушать, так все вокруг трусы!

Нет, просто я из другого времени, ребенок и двойной член. А еще — слабоумие и отвага как лейтмотив попаданческой деятельности. В общем — мне выпендриваться не страшно и полезно.

— Не так, — покачал я головой. — Инстинкт самосохранения заложен в нас эволюционно, и я ни в коем случае не виню тех, кто предпочитает «не отсвечивать». Но кто-то же должен вперед лезть, чтобы собрать самые вкусные пряники, и, возможно, не менее вкусные люли.

— Люлей тебе давать не за что! — твердо заверила мама.

— И я так думаю, — кивнул я. — Не переживай, короче, чем чаще я буду мелькать рядом с нашими защитниками любого ведомственного подчинения, тем меньше энтузиазма будут испытывать наши недоброжелатели, которых мы пока не встречали, но все бывает впервые. Да, поднимется визг «Ткачёв-стукач!», но мне ли не плевать? Тоже мне придумали — ворье и диссиденты никчемные им друг, товарищ и брат, а КГБ — вселенского размера жупел. Пускай друг перед другом фрондируют, я все равно с ними общаться не больно-то рвусь, я себе уже нашел людей, с которыми мне хорошо, — улыбнулся Тане и маме.