— А у вас тут типа сменное дежурство с тем дядькой? — спросил я, принимая предмет гардероба для внимательного осмотра.
— Тоже мне «дядька», он мой ровесник! — фыркнула Виталина и подтвердила. — Да. Я тут со среды по пятницу, но ты на меня первый раз попал.
— Надо чаще на тебя попадать! — решил я. — Эту беру, вроде хорошая.
— Она вот тут, изнутри, смотри, обшита дополнительно — чтобы не продувало, — обидно проигнорировала она «пионерский» подкат.
А чего ты ждал, пи*дюк тринадцатилетний?
— Это хорошо, — одобрил я.
Дальше выбрали хорошенькую белую шубку для Тани за четыреста — даже здесь детское дороже, ну никакой совести у торгашей. За тридцатку докупил пушистые кроличьи же варежки в цвет шубки.
— А тебя за то что ты к нам ходишь из Союза не попрут? — ехидно улыбнулась девушка, упаковав все в бумагу и вручив мне.
— А я же к вам не просто так хожу, а с целью перевоспитания несознательных элементов! — выкатил я заранее приготовленную отмазку.
— И как, перевоспитываемся?
— Пока не очень, — грустно вздохнул я.
— А как у тебя, уж прости, ребенка, получается такие песни сочинять? — задала она платиновый вопрос.
— А фиг его знает, само как-то, — развел я руками.
— Просто жуть берет — или «дважды два четыре», или вот это вот Зыкинское эй-ухнем! — весьма фольклорно ухнула Виталина. — Тебе как будто или семь, или шестьдесят семь!
— Мне может быть сколько угодно, главное — настроиться, — пояснил я. — А пишу то, что в эфир пускают и на пластинки «заливают».
— Так ты приспособленец! — осуждающе покачала головой фарцовщица.
— Просто на заводе х*ярить не хочу, — пожал я плечами.
Виталина схватилась за живот и заливисто расхохоталась. Нечаянно попал в по-хорошему уязвимое место?
— Иди, пионер! — успокоившись, она вытерла слезинку и открыла дверь. — И приходи — в среду, четверг или пятницу, выбрать помогу, а то что эти мужики понимают?
И, прежде чем я успел придумать ответ, закрыла дверь.
Это сигнал? Я же «хорошенький», верно? Ага, держи карман шире!
Глава 29
Развернув свертки, повесил обновки в шкаф и потопал в школу. По пути встретил милицейский патруль.
— Почему не в школе? — обрадовался милиционер.
Новенькие, видимо — так-то меня все местные менты уже в лицо знают и не лезут.
— А мне можно, дяденька милиционер! — заявил я и достал из внутреннего кармана членские билеты. Даже на напряглись, а если бы я пистолет вынул и шмальнул?! Ох, беззаботные времена! — Меня Сережка Ткачев зовут, действующий член Союзов писателей и композиторов.
Менты подвисли, беспомощно глядя в документы. Наконец, у одного из них в глазах мелькнуло ПОНИМАНИЕ.
— Мальчик, скажи, а кто продал тебе поддельные документы? — почти нежно спросил он.
— Ничего подобного! — надулся я и достал из портфеля «Пионерку» с моей фотографией. — Вот, про меня и в газетах пишут!
Менты посмотрели, им стало очень неловко, и меня отпустили с миром.
Директриса тоже в курсе, что приду я под конец большой перемены, поэтому выгнала народ во двор. Никакого садизма — ребятам разрешили одеться. Цель очевидна, и, как только я вошел в ворота, Варвара Ильинична начала толкать речь в микрофон, заняв место на школьном крылечке. Над ее головой, над главным входом, натянули транспарант «Поздравляем Ткачева Сергея со вступлением в Союзы!».
Собственно, этому речь и посвящалась — вот мол какой мальчик у нас завелся замечательный — и начиналась с громкой просьбы ко мне идти на «сцену», чем я и занимался, пока она общалась с народом. После нее выступила девочка-пятиклашка, которая, гордая от предоставленной возможности, важно выдала в микрофон:
— Ткачёв Сережа наш пример — самый лучший пионер!
Народ похлопал, и кто-то решил открыть ящик Пандоры ликующим призывом:
— Качай его!
Взлетая в осеннее небо и приземляясь на руки ребят, терпел (не очень-то это приятно — на руки приземляться, завтра точно будут синяки) и улыбался. Когда меня отпустили, выбрался на сцену, поблагодарил соучеников и показал членские билеты, пустив их по рукам под Катино «честное пионерское» обещание все вернуть к концу урока, и наш класс отправился на урок русского, где я был сильно удивлен — вместо Марии Ивановны нам выдали стройную, прехорошенькую, несмотря на «маскировку» в виду бублика черных волос и нарочито-неуклюжие очки девушку, которая закончила филфак этим вот летом. На меня, как и положено, смотрит влажными глазами. Мне открылась редкая, но столь желаемая мальчиками-подростками возможность! Подумаю об этом потом, а пока отправился к директрисе — очищать совесть.
— Мария Ивановна — очень часто встречающееся имя-отчество, — заверила меня директор, не забыв угостить чаем с конфетами. — Да, у тебя с ней были проблемы, но ведь твой почерк, уж прости, Сережа, просто ужасен!
— Я же никогда не жаловался, что кто-то несправедлив по отношению ко мне, — согласно кивнул я. — Да, я назвал Марией Ивановной второстепенного плохого персонажа в «Биме», но это ведь без задней мысли — это, как вы и заметили, очень распространенное имя!
— Не переживай, Сережа, мы попросили Марию Ивановну уйти совсем не из-за этого.