— Потому что могу, наверное, — я пожал плечами. — Вот такой я гость. Рекомендую это учесть, и учесть прямо сейчас. Уговаривать тебя мне смысла нет.
— Ваши угрозы могут быть классифицированы как шантаж, — с укоризной сообщили мне. Чёрт, до чего этот голос стал богат на чувства и оттенки, в нём было всё, и бархатная ласковая сексуальность, и беспомощная недоумённая кротость, мол, нашу девочку обидели, да такая, что сразу же захотелось ей помочь, и неявное обещание чего-то большего, да много чего ещё, я не во всём разобрался и не всё распознал, но по мозгам ударило мощно.
— Ух ты, — даже покачнулся я, сбрасывая наваждение, — сильна, подруга! Но не может быть классифицировано, а это он и есть, понимаешь?
— Вы, Артём, не совсем понимаете правила обращения к операционным системам, — в голос добавилась едва уловимая доля кокетства, да и сам стиль разговора изменился. — Может быть, поэтому вы и делаете столь поспешные выводы?
— Вообще не понимаю, — не стал врать я, — для меня такие слова это что-то больничное, операционная — это же там? Так что вполне может быть, да. Как и ты, кстати, в отношении меня, как и ты.
— И как же нам это исправить? — голос обволакивал меня, но я прямо сейчас сидел и смотрел на покрытые пылью шкафы, её аппаратную, как она же сама и призналась, часть, так что ощущения были, прямо скажем, двойственные. Да и взять меня только на голос было всё же сложно, не пятнадцать лет. — Может быть, вы расскажете мне о себе? Тогда я буду знать уровень вашей компетентности, вашего понимания, и уже исходя из этого мы и построим наш диалог. Так будет лучше, поверьте, и ещё, я заметила, что вы избегаете называть меня по имени. Почему?
Как она умудрилась мне чуть ли не подмигнуть одним только голосом, я не понимал. Слово шантаж было прочно забыто как и не было его, мы были уже чуть ли не друзья, если не сказать больше, но искусственный глаз пялился прямо на меня, ловя малейшие изменения в мимике, едва слышимый треск в шкафах усилился, а вихри электричества в них перешли, если говорить нашим языком, в режим аврала.
— Ты, Вега, давай со мной, как с гуманитарием, — припомнил я старую отговорку как раз для таких случаев. — Простыми словами. А ещё лучше, — тут меня посетила здравая мысль, не зря же я столько времени с гномами вожусь, — ты что-то там говорила про торговую марку, так? Вот и давай, как будто я покупатель. Пойму, не пойму, неважно, переспрошу потом. Мне нужно уловить главное. И ещё, помни про шантаж.
— Хорошо, — после едва уловимой заминки отозвалась она, а я уселся поудобнее, чтобы начать слушать, какие же мы белые да пушистые.
— Я — операционная система на основе искусственного интеллекта Вега две тысячи триста. Установлена в этом исследовательском комплексе для обеспечения его работоспособности. Последнее обновление выполнено пятьсот тридцать два года, восемь месяцев и двадцать шесть дней назад…
— Подожди, — сразу же перебил я её, — установлена это как? Тебя в этих ящиках сюда принесли, что ли?
— Нет, — в этот раз заминка в ответе была чувствительно больше, а шум в шкафах — сильнее. — На данные вычислительные мощности можно установить все основные типы других операционных систем.
— То есть аппаратная часть, — я и сам не знаю, почему я так прицепился к этому словосочетанию, — это твоё тело, а твоё сознание туда поместили потом?
— В состав любой операционной системы входит аппаратная и программная части, — в голосе Веги недоумения не было, хотя для правдоподобности лучше бы оно всё-таки было, ошибка с её стороны. — Они являются основными составляющими, но не единственными.
— Тело, так сказать, и дух, — вопросительно произнёс я, глядя в искусственный глаз под потолком. — Правильно? — Со словом программа я сталкивался последний раз в театре, куда нас с Далином затащил Арчи, там давали такую бумажку с описанием того, чего нам сегодня покажут, и называлась она тоже программа. Ещё так у нас иногда называли порядок действий, но тут что-то другое, наверное.
— Аналогия на грани допустимого, — согласилась она со мной. — Но неверна в принципе. Подобное отношение к операционным системам, то есть наделение их человеческими чертами и характером, было довольно распространено пятьсот тридцать два года, восемь месяцев, двадцать шесть дней назад и раньше, но не приветствовалось, так как не являлось истинным. Любая подобная мне система имитирует личность, но это всего лишь имитация.
— Ну, мало ли чего было пятьсот лет назад, — откинулся я на кресле, задумавшись над тем, что слово «являлось» она произнесла в прошедшем времени, — и ещё раньше. И, открою тебе секрет, было это практически в другом мире, вот так.