Самый лучший враг

Мефу повезло. На первом-втором этажах ближайшей многоэтажки – той самой, что служила одной из дуэльных вершин, – он обнаружил подсвеченный прожекторами холст

«СКОРО ОТКРЫТИЕ!»

Судя по заляпанному виду этого плаката и по тому, что кто-то уже пририсовал ко всем «О» залихватские рожки, глазки и хвостики, открытие планировалось либо не очень скоро, либо очень давно. Подлетев, Мефодий спатой надрезал холст, стараясь, чтобы след не был заметен, и дальше протискивался вдоль стены. Три витрины были на месте, а вот четвертое окно состояло из одного внутреннего стекла. Наружное почему-то отсутствовало. Прыгая на одной ноге, Мефодий ухитрился спатой вскрыть раму. Магазина, или что там должно было открыться, еще не существовало. Лишь хаотично разбросанные ящики и сломанная мебель, оставшаяся, скорее всего, от предыдущей аренды. От того же периода на колоннах красовалось множество фотографий кошек и собак, а на одной даже уцелел рекламный плакат

«ПАРИКМАХЕРСКАЯ «ПИТОМЕЦ».

Вы мечтаете о кошке?

Мы знаем, как подстричь вашу собаку, чтобы мечта сбылась!»

«Депресняка бы сюда! Интересно, как бы они на нем нажились? Хотя знаю: попытались бы втюхать ему художественную завивку усов, массаж и витаминные инъекции для роста шерсти», – подумал Буслаев. Умирать среди плакатов с кошками казалось ему глупым.

Шипя от боли и балансируя полураскрытыми крыльями и спатой, Мефодий на одной ноге запрыгал по лестнице. Снаружи что-то загрохотало, а за краткое мгновение до грохота, опередив звук, ослепительная голубая вспышка озарила холст «СКОРО ОТКРЫТИЕ!». Мефодий сообразил, что это Варсус избавился наконец от железного колпака. Теперь, конечно, будет его искать – и найдет. Вопрос только во времени.

Морщась от боли, Буслаев опустился на верхнюю ступеньку, расшнуровал ботинок и стащил его с ноги. Носок промок от крови, однако рана оказалась не такой уж ужасной. Входное отверстие было не шире мизинца, а выходное еще меньше. Прикидывая, догадается ли Варсус, что ему удалось его ранить, Мефодий мысленно нашарил в ближайшей аптеке перекись, бинт и пластырь и перетащил их сюда. Видимо, снаружи существовало силовое поле, ограничивающее место дуэли, потому что пузырек с перекисью оказался разогретым, а упаковка бинта потемнела, словно ее пронесли над огнем.

Промыв рану, Мефодий туго забинтовал ее и сверху прихватил бинт пластырем. Возможно, пластырь стоило пустить под низ, потому что кровь продолжала сочиться. Засунув забинтованную ногу в ботинок, Меф зашнуровал его. Осторожно пошевелил пальцами. Проверяя ногу, встал и сделал несколько шагов. Вроде бы ничего, терпеть можно. Слишком рано обрадовавшись, Буслаев притопнул ногой, имитируя быструю атаку с сокращением дистанции. Стоило ему сделать это, как стопу пронзило огненным шилом, и, выронив спату, он упал на бок. Да, идея плохая! Биться с Варсусом на равных он едва ли сможет.

Пастушок был где-то рядом. Его крылатая тень уже дважды падала снаружи на холст, но потом исчезала. Видимо, он кружил над сквером, не догадываясь пока проверять дома.

Не спеша вставать, потому что боль еще не прошла, Мефодий стал выкладывать в ряд все, что у него было. Просто так, без цели, в поисках подсказки. Первой лежала спата, затем кинжал. Замыкала ряд флейта.

Сам не зная зачем, Мефодий взял флейту и, перевернувшись на спину, поднес ее к губам. До этого Дафна дала ему несколько уроков, плюс некоторое время убила на него Шмыгалка, но ей не хватало терпения. Раз десять попросив Мефа повторить что-то простое, что даже самые бестолковые ученики легко повторяли на первом же занятии, Эльза Флора Цахес садилась на корточки, обхватывала виски руками и начинала со стоном раскачиваться, точно у нее заболели разом все зубы.

«Это невероятно! – шептала она. – Невероятно! Он пыхтит во флейту, точно надувает воздушный шар! Может, попросим у Троила трубу? А что? Калибр как у миномета! Вдаришь – мало не покажется!»

«Значит, дуть во флейту не надо? А как же тогда она играет?» – наивно спросил Буслаев.

Шмыгалка перестала раскачиваться, посмотрела на него широко распахнутыми глазами, потом тихо встала и пошла, не оборачиваясь. Ну а с Мефом с того дня стала чаще заниматься Дафна, которая обычно начинала занятие словами «Ну давай просто подышим… нет-нет, флейту не бери… она тебе только мешает…».

И только сейчас, в полутьме бывшей собачьей парикмахерской, Мефодий, пожалуй, впервые не пытался извлечь из флейты никаких звуков. Не надувал ее как шар, и не пыхтел в нее как в трубу. Вообще ничего не добивался от флейты, просто думал о Дафне и о том, что не знает, увидит ли ее когда-нибудь.