Самый лучший враг

– Дракона я не убивала! А как этот глаз попал ко мне…

– …это уже девятая длинная история, и ее я тоже не узнаю, поскольку твоя только одна из восьми и только ею ты вправе распоряжаться, – улыбаясь, прервал Арей.

Мифора сердито шевельнула густыми бровями. Рыжеволосая девушка перестала мурлыкать песенку и звонко расхохоталась.

– Она бы так сейчас и сказала про истории! – воскликнула она в полном восторге. – Слово в слово! Клянусь!

– А ты кто, хохотушка? – спросил Арей.

– Я Магемма, – ответила рыжая. Голос у нее был переливчатый, журчащий как ручей. Казалось, его можно слушать бесконечно.

– Это имя или работа?

– Это и имя, и работа. Другого имени у меня нет, и другой работы тоже, – ответила она серьезно.

– А оружие?

– Я его не ношу. Ненавижу оружие, – сказала рыжая.

Пока девушка говорила, Арей, слушая ее нежный голос, припомнил кое-что о магеммах. Дар магемм сродни дару сирен. Они живут тем, что управляют мыслями людей, используя свой голос. Они опасны и для нежити, а вот стражи могут им сопротивляться.

– Я уже представлялся. Я Олаф, – напомнил о себе скуластый бородач.

– Да знаем мы, что ты Олаф… Кстати, ему нельзя давать пить, – сказала Магемма. – Никогда и ничего.

– Люди не могут не пить! – обиделся бородач. – Мы почти целиком состоим из воды! Именно поэтому мумии такие легкие, что в них жидкости нет.

– Ты состоишь не из воды, – засмеялась рыжеволосая. – Я всего один раз видела, как ты пьешь воду. И то тогда мы тонули.

– Враки это все! – буркнул Олаф и потянулся к стоявшей на столе глиняной кружке. Гунита по прозвищу Штосс сделала быстрое движение мечом и отрубила у кружки дно, причем так, что сама кружка осталась стоять в луже вытекшего пива.

– Успеешь налакаться! Надо закончить работу, – мрачно произнесла Штосс.

Арей оглянулся на оборотня. До сих пор тот не произнес ни звука. Лишь рассматривал его издали. Изучал внимательно и как-то вбирающе: не лицо, не одежду, не меч, а охватывал взглядом всего целиком. Так опытный художник пишет пейзажи: не увязая в деталях, не сосредотачиваясь на лесе или избе, но короткими точными движениями прорисовывает всю картину в целом, так что мир возникает весь сразу, словно рождается из тумана. Чем дольше оборотень смотрел на Арея, тем меньше в нем оставалось от усатого торговца и тем больше он становился похож на самого барона мрака. И вместе с Ареем он вбирал его жесты, его грузноватые, но быстрые движения, медвежью посадку головы и взгляд исподлобья.

Не дожидаясь, пока оборотень окончательно преобразится, Арей вытянул ему навстречу меч и клинком задрал своей недовылепленной копии подбородок.

– Не надо! – сказал он. – Возможно, это глупая прихоть, но я предпочитаю существовать в единственном экземпляре!.. В следующий раз, когда ты превратишься в меня, я совершу самоубийство… ну если ты понял, что я имею в виду!

Продолжая без страха смотреть на него, оборотень медленно отвел приставленный к его горлу клинок кинжалом. Ухмыльнулся, и его сходство с Ареем стало быстро утрачиваться.

– Он вообще когда-нибудь говорит? – спросил мечник.

– Нет, – тихо ответила Мифора. – Когда-то охотники за глазами вырезали у него то, что у оборотней превращается в язык… Но он и без языка умеет объяснять.

– А имя у него есть?

– Он любит, когда его называют Ронх. Но вообще-то у оборотней множество имен. Называй его как угодно, он не обидится.

– На тех двух стражей он тоже не обижался. Просто заколол их через дархи, и все. Жестокий способ.

– Он не любит стражей. И его трудно винить. Стражи мрака когда-то убили его родителей, – сказала Мифора.

– Я тоже страж, – заметил Арей. – Значит, и меня он ненавидит?

Взгляд оборотня был красноречивее любого ответа.

– Для него работа на первом месте. Пока работа не сделана, он будет держать себя в руках, – сказала Мифора, примирительно касаясь руки Арея.

– А потом мне тоже загонят кинжал сквозь дарх? – уточнил мечник.

– До этого момента надо еще дожить, – сказала Магемма. – К счастью, нам удалось найти хорошего проводника! Правда, он пойдет с нами только до гор. В горы он идти отказался.

– Кто он? – спросил Арей.

За его спиной послышался скрип. Громадный лешак, медлительно шевеля руками-сучьями, смотрел на него трещинами в стволе. По мшистой бороде, путаясь, полз красный жучок. Изо рта-дупла высовывала головку маленькая птичка. Со стороны казалось, будто лешак этой птичкой показывает Арею язык.

– Только не говорите, что он и есть проводник, – сказал мечник.

– А чего такого-то? – легкомысленно отозвался Олаф. – Кому еще знать здешние леса?

– Я не верю лешакам.

– Ты не веришь лешакам. Не веришь Ронху. Едва ли веришь Лигулу. Мы не верим тебе. В такие минуты понимаешь, что все в мире может держаться только на вере. И тогда, махнув рукой, начинаешь верить, потому что другого выхода просто нет, – грустно отозвалась Мифора.