Читаем Самый маленький на свете зоопарк полностью

Это продолжалось в аэропорту, погода была ужасная, снег с дождем и беспросветная серость. Парни в оранжевых шлемах, которые распоряжались движением самолетов по площадке, явно плевать хотели на стихию, это говорило о привычке к поганому климату и о том, что ледяной дождь мог зарядить на много дней. Стоя в очереди на паспортный контроль, Фред включил мобильник и попытался позвонить домой. Сынишка уже который день кашлял, а жена дулась за то, что он «опять уезжает» и что «света белого не видит за этой чертовой работой». Сети не было. Он попробовал еще пару раз, кляня разрекламированный роуминг, тут подошла его очередь. Женщина в форме подозрительно уставилась в паспорт, потом на его лицо. Невзрачная из себя женщина, усталая на вид. Она с силой шлепнула печать на первую попавшуюся страницу и молча кивнула ему, дескать, проходите.


Страна Фреду не нравилась, теперь он был в этом уверен. В такси, по дороге к отелю «Резиданс 51» лучше не стало. Все, что он видел, являло собой печальную картину разора. Сквозь завесу льющей с неба ледяной воды проступал город в черных тонах, черные фасады, черные проспекты, верхушки черных небоскребов на горизонте. Вот что может проистечь из слабости политико-экономической системы: не революция, не рождение «нового человека», а безобразие. Безобразие площадью в сотни квадратных километров.

Пока хорошо

Одним из высоких черных домов и оказался отель «Резиданс 51». Он мог бы быть грязной городской больничкой, мог бы быть муниципальным многоквартирным клоповником, мог бы быть полицейским комиссариатом, но это был отель. За стойкой ресепшена дремал какой-то хмырь, не говоривший толком ни по-французски, ни по-английски, ни по-немецки. Он изъяснялся на дикой смеси языков с уверенностью человека, которому безразлично, поймут его или нет. Паспорт Фреда он долго изучал с тем же выражением, что и женщина в аэропорту, как будто подозрительность была здесь возведена в культуру.

Перед тем как подняться в свой номер, Фред спросил, можно ли отсюда позвонить. Хмырь кивнул на телефон-автомат в углу и что-то путано объяснил, кажется, на редкость сложную тарифную систему. Фред попробовал с кодом и без, с международным и без, потом без нулей, показавшихся ему лишними, но был вынужден скрепя сердце признать, что поговорить с женой не удастся. Наверно, есть какая-то тонкость, надо будет спросить завтра, до совещания. Он решил подняться в номер, сон накатывал с силой морского прилива, почти до дурноты.


Хмырь с ресепшена проводил его до двери. Номер был с минимумом удобств, крошечная ванная сомнительной чистоты, платяной шкаф напротив кровати и окно, из которого не открывалось никакого вида, выходившее на водосточный желоб, по которому стекал талый снег вперемешку со льдинками. Оставшись один, он на всякий случай еще раз попытался дозвониться по мобильнику. Не вышло. Принимать душ сил не было, сил едва хватило сходить в туалет, раздеться и дотащиться до кровати. Он лег, послушал немного, как стучит дождь по оконному стеклу, и выключил свет.

Как это всё произошло

На него кто-то смотрел. Он был в этом уверен. За долю секунды перед темнотой увидел что-то, но не успел понять, что именно. Несколько минут он лежал, боясь шевельнуться, потом включил свет. Посмотрел направо, налево. Ничего. А потом он увидел, что это было, — на шкафу. Зверек, похожий на обезьянку, только с огромными глазами, пристально смотрел на него. Фред вскочил и потянулся к своей одежде. Зверек моргнул. Фред оделся, не сводя с обезьянки глаз, сунул ноги в туфли и пошел вниз, жаловаться хмырю на ресепшене.

Тот увлеченно смотрел передачу по телевизору, его очень интересовало описание технических характеристик тяжелого мотоцикла. «В моем номере на шкафу обезьяна!» Хмырь с ресепшена поднял глаза, нахмурил брови, потом до него, похоже, дошло, о чем речь, — «не обезьяна, коала!» Фреду было без разницы, обезьяна, коала, один черт. «Ну, и что мне прикажете делать?» Хмырь улыбнулся ему и объяснил, с усилием извлекая скудный запас французских слов из глубин памяти: «Он здесь привык. Он не кусается. Тихий. Не трогать. На улице холодно. Он любит в этом номере. Любит на шкафу».

Фред валился с ног, у него не было сил ни вникать, ни ломать голову, что делать. Он вернулся в номер.

Коала был на том же месте, полусидел, полулежал в какой-то чудной позе на шкафу под потолком и смотрел своими глазищами величиной с десертные тарелки.

Фред разделся под взглядом зверька, лег и выключил свет. Коала смотрел на него, он это знал, такое странное было ощущение, как будто миллиарды иголок кололи все тело. Он повернулся на один бок, на другой, услышал какой-то тихий звук и готов был поклясться, что это коала пукнул.

Он подумал о жене, которая ждала его звонка, о сынишке, который кашлял, и наконец уснул мутным сном без сновидений, тяжелым, как мраморная плита.

Ещё не всё

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза