Как оказался в кустах – Сивка не запомнил. Тело Найдохи было тяжёлым, страшным и неповоротливым. Происходящее вдруг со всей ясностью навалилось на мальчишку, той самой военной правдой, о которой говорил Заболотин: и раны, и смерть, и взрывы кругом, хлопающие по ушам, выбивая из них способность слышать. Командир говорил об этом тогда, так давно, показываю могилу Стаи… Всё повторялось, только гораздо страшнее. Реальнее, без спасительной пелены ПС.
«Господи, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
И на плече безвольно лежащего на животе разведчика был «внучок», компактный и лёгкий – если сравнить с обычным «калашом» – автомат…
«Господи, не повторяй, не повторяй, нельзя, чтобы повторилось! Останови! Пожалуйста!»
… – Отдай оружие.
– Не отдам! – пацан прижимал автомат к себе крепко-крепко, словно любимую игрушку – из тех, которые почитаешь живыми и, когда вырастаешь, ни за что не позволяешь кому бы то ни было передаривать.
– Рядовой Бородин, это приказ.
– Не отдам, – упрямо повторил Сивка и ещё крепче прижал Найдохин автомат к груди.
Разведчики молчали. Все знали, что пацан из этого самого автомата положил несколько вырей, сунувшихся в его сторону. Но кто мог сказать, что девятилетний ребёнок и впрямь имеет право наравне со всеми носить оружие? Ему бы сидеть и не отсвечивать…
Но, с другой стороны, не вышло у него в бою «не отсвечивать», и кто знает, что было бы с Найдохой, если бы… Кондрат всё это знал. А ещё знал, что Заболотин ему не простит, если он, Кондрат, отнесётся к этому ребёнку, как к бойцу, чего бы сам пацан ни хотел и чего бы сам Заболотин ни говорил.
И что, силой отнимать оружие, что ли? Кондрат, конечно, мог, но этого бы не поняли даже его бойцы. А говорить много Кондрат не любил.
– Маська.
Мальчик с таким отчаянием прижал к себе автомат, что это выглядело бы комично, не происходи в таких декорациях.
Больше Кондрат ничего не говорил, а просто протянул руку, взял автомат за цевьё, потянул на себя, просто обозначая движение – и мальчишка сник, разжимая руки, словно батарейки в нём сели.
Над головами застрекотали винты вертолётов – эвакуация раненых. В том числе пребывающего в состоянии комы ефрейтора Найдина, Найдохи…
– Данила, – горько вздохнул Слепень, и Сивка попытался удивиться, почему он так назвал Найдоху, но удивиться не получилось. Мысль, что, оказывается, у Найдохи было имя, никаких чувств внутри не вызвала.
Горечана суетилась, сдавая раненых, но это тоже прошло как-то мимо.
– Ты цел? – остановилась девушка в своей беготне.
Сивка глубоко пожал плечами. Наверное, да…
– Ничего не болит? – не отступалась Эля.
Сивка мотнул головой – разговаривать не хотелось. Вертолёты поднимались в воздух, унося «трёхсотых» к их шансам на жизнь. У кого-то этих шансов было много, у кого-то – один к тысяче…
Хотелось проснуться, но это не было сном.
Сиф окончательно вынырнул из дрёмы и встряхнул головой. Правая рука затекла, грудь заунывно саднило при каждом вдохе, но всё это было неважно. Сон смывался, как рисунок на песке, стирались детали, события и мысли. Оставались только образы – те, что там, во сне, Сиф помнил…
Неловко пошарив по спине, пытаясь понять, что мешается, Сиф отцепил запутавшийся в бинте крестик и перекинул на грудь. Потом аккуратно сел и поймал вопросительный взгляд командира: мол, проснулся?
– С добрым утром, – обыденные слова ускользали из внимания, и приходилось прилагать усилия, чтобы сообразить, что же нужно сказать.
– Бодрое, бодрое… Никак не проснёшься?
Сиф неопределённо мотнул головой:
– Да так. Ваше-скородие…
– Что?
Сиф замялся, боясь поверить себе до конца, довериться капризной памяти. Вдруг врёт? Вдруг всё окажется так, как он помнит чётко: бездушное – словно пустая оболочка, кокон бабочки – тело, безвольно мотающаяся из стороны в сторону голова. Вдруг…
Кто знает, может, надежда – всего лишь осколок прошедшего сна?
– Ваше-скородие, а Найдоха… что с ним было? – выдохнул чуть слышно Сиф, глядя в никуда. Уткнулся взглядом то ли в часы на руке, то ли во что-то, находящееся за пределами трёх пространственных координат.
– Найдоха? А, из разведчиков. Даниил Найдин, – чуть копнув в памяти, вспомнил Заболотин и помолчал, прежде чем ответить. Сиф сидел, боясь пошевелиться. – Даниил в коматозном состоянии был доставлен в госпиталь в Дикей. Дальше комиссован по инвалидности. Я года четыре назад пытался собрать информацию обо всех наших – он тогда жил в Новосибирске, справлялся как-то. Но последствия были, конечно…
– Жив, – беззвучно шепнул Сиф. Остальное было уже не так страшно. Пока человек жив – есть шанс, есть возможность, есть смысл…
– Жив, – прочитал по губам Заболотин и встал: – Ну, хватит рассиживаться! Подъём! И друга своего буди. Через семь минут мы должны уже отправляться на службу, а оттуда почти бегом уезжаем. Ты вещи-то собрал?
– Да нечего собирать, – отмахнулся Сиф, торопливо вскакивая с кровати. Сон натянулся, как плёнка мыльного пузыря, – и наконец-то лопнул, отпустил. Времени в обрез, а пора собираться, только, главное, не думать, что же ждёт впереди, в этой поездке.