Самый неправдоподобный роман. Книга вторая

— Пора! — Сказал лейтенант Уайтхорн, словно прочитав его мысли.

— Так ты или я? — Переспросил его Росс.

И Чарли, поняв, о чем он говорит, уверенно кивнул:

— Ты. Я буду рядом. Ведь едва услышав мой голос, они могут снять меня с полета. А мне нужно улететь отсюда.

"С ним что-то не так, — подумал Росс. — Поэтому он зол на всех людей и чурается общества, и поэтому он бросается в драки. Поэтому он отказывается выводить самолет на взлет. Но это не мое дело. Даже если с ним случилось что-то из ряда вон выходящее, я буду последним человеком на земле, которому он будет рассказывать о себе".

Поняв, что спрашивать его о чем-либо бесполезно, Росс вздохнул и, надев шлем с наушниками, стал по очереди включать ряд тумблеров на панели управления. Когда она полностью загорелась, точно рождественская елка, он включил радио и заговорил:

— Говорит борт 3178! Вызываем диспетчерскую. Прием…

По ту сторону эфира ему ответили:

— Диспетчерская на связи. С кем разговариваем?

— На борту 3178 лейтенант Келвин и лейтенант Уайтхорн, — ответил Росс. — Разрешите включать двигатели?

— Разрешаем.

Один за другим Росс стал включать двигатели самолета, чтобы они прогрелись. Потом запросил разрешение вывести самолет на рулежную дорожку, ведущую к взлетно-посадочной полосе. Когда и это было сделано, самолет уже был полностью готов к взлету. Росс снова заговорил с диспетчерской:

— Диспетчерская, прием! Говорит лейтенант Келвин. Борт 3178 к взлету готов.

— Лейтенант Келвин, борту 3178 взлет разрешаем.

Росс прибавил скорости двигателям, и самолет начал разбегаться, чтобы набрать максимальную скорость для взлета. Оба летчика неотрывно смотрели на взлетно-посадочную полосу, стремительно убегавшую под бортом самолета. Чарли, закрыв глаза, мысленно считал метры: две тысячи, полторы тысячи, тысяча семьсот метров, пятьсот, двести, сто, пятьдесят, десять — и вот самолет, плавно оторвавшись от земли, пошел на взлет. Росс потянул штурвал на себя. Чарли почувствовал, как напряженные до предела мышцы и нервы вдруг расслабились так, что ему даже стало нехорошо на мгновение. Какие-то пару секунд кружилась голова. Но потом все пришло в норму: учащенные пульс и дыхание выровнялись, голова заработала ясно и четко, а все посторонние мысли остались где-то там, внизу. Свершилось! Именно этого он и хотел; именно поэтому он хотел улететь. В небе он мог стать прежним — таким, каким был до разговора с матерью. В небе он мог спокойно подумать о том, как жить дальше, что делать с Джулией. Здесь ему никто не мешал, а Росс не станет приставать с расспросами. Лететь им предстояло четыре часа.

В небе между Иллинойсом и Луизианой

Когда до аэродрома в Луизиане оставалось чуть больше часа, в эфире снова появился диспетчер:

— Диспетчер вызывает борт 3178, прием!

— Лейтенант Уайтхорн на связи, — Чарли на этот раз ответил сам, остановив Росса. — Слушаю вас.

— Хочу предупредить: вы летите прямо в эпицентр грозы.

— Вас понял. Что там с погодой?

Когда диспетчер сообщил ему сводку погоды в эпицентре грозы, Чарльз спросил:

— Облететь ее можно?

— Нет. Все воздушные коридоры закрыты. Промежуточные аэродромы тоже. Вам придется лететь через грозу. Будьте внимательны и удачи вам!

— Слышал? — Спросил Чарльз Роберт, когда сеанс связи закончился.

— Слышал, — кивнул в ответ Келвин, хмуро глядя в окно перед собой. — Только и знают, что желать удачи. Сами попробовали вести самолет с грузом горючего на борту в грозу через всю страну. Они-то сидят там возле радаров; кофе попивают, а тут ползешь в кромешной тьме и молишься, чтобы тебя не подпалило.

— Да брось ты ворчать! — Отмахнулся Чарли. — Все будет в порядке. Мы уже неоднократно летали в грозу. Пролетим и в этот раз. Тем более, что лететь до нашего аэродрома осталось пятьдесят минут.

Росс посмотрел на Чарльза и увидел, что его напарник уже заметно успокоился, стал почти прежним. Удивившись этой неожиданной перемене, он не стал, однако, задавать лишних вопросов. Если им и впредь предстоит летать вместе, то тогда нужно привыкать к странностям Чарли. За бортом самолета стало еще темнее, боковой ветер был таким сильным, будто пытался сбить самолет с курса; стали четко слышны частые раскаты грома; то и дело сверкала молния. Они приближались к эпицентру грозы. Еще десять минут полета, и самолет стало болтать; он без конца попадал в воздушные ямы. Не успевали летчики прийти в себя после одной встряски, как попадали в следующую. Если в начала полета самолетом вполне мог управлять один летчик, то сейчас оба отчаянно вцепились каждый в свой штурвал, так что побелели костяшки пальцев. Оба были напряжены до предела. Об их вражде было забыто перед натиском стихии; они будто объединились, не сговариваясь, против грозы, бушующей за бортом самолета. Самолет неимоверно встряхивало, будто кто-то невидимый вознамерился вдруг поиграть с этой маленькой металлической клеткой, в которой пытались бороться со стихией двое перепуганных летчиков.