Самый приметный убийца

– Тебе-то что? Отдал – чего завидуешь? – назидательно заметил Колька. – За собой смотри, а то наносит тут добро направо-налево. Так и доиграться недолго.

– Ясное дело, – буркнул тот.

На том и разошлись.

* * *

Эта история всплыла в нужное время, теперь, выслушав очередную порцию Олиного нытья и сочувственно покивав, Колька и выдал свое предложение. Оля осведомилась, в своем ли он уме, на что он ответил:

– Но если тебе больше нравится ныть и утираться ладошками, я могу и промолчать.

– Тогда продолжай.

– Да все просто на самом деле.

Колька подобрал палочку и принялся выводить на песке черточки – одну, вторую и так – до четвертой.

– Дано: куча салаг воображают себя взрослыми, бесятся с лишних калорий и от безделья…

Ольга прыснула, но согласно кивнула. В самом деле, сейчас по сравнению с тем же сорок седьмым лопаемся с жиру, да еще как!

– И что в итоге? – спросил требовательно Колька.

– Что? – с интересом отозвалась она.

– А то. Самим что-то полезное придумать – кишка тонка. А надоумить их – ни-ни! Только почувствуют, что кто-то ими руководит – сразу на дыбы, потому как взрослые. Верно?

– Тебе виднее.

Колька не обратил внимания на бабские шпильки.

– Нам же, как ты понимаешь, надо, чтобы они выполняли то, что нужно по программе воспитания.

Он начертил толстую, как на картах, стрелу и направил ее на прямую черту, из-за которой расходились веером другие черточки.

– Это что, солнце?

– Светлое будущее.

– Похоже.

– Тем лучше. Всем вместе туда идти надо, но на пути – препятствия. – Колька провел между черточками и «светлым будущим» зигзагообразную линию.

– И что это? Минные поля?

– Лень, тупость и упрямство, – пояснил он с укоризной, – но на то ты и педагог, чтобы недуг в подвиг превратить. Поэтому надо нагрузить их работой – так чтобы не было времени нос утереть. Тупость заменить смекалкой, а упрямство – настойчивостью. А как это сделать?

Колька начертил вопросительный знак.

– И как же? – озадаченно осведомилась будущий педагог Гладкова.

– Как и всегда! – Колька победоносно вывел восклицательный знак, а потом заключил все черточки в единый «пузырь». – С помощью общей идеи.

Оля, с уважением глядя на живопись, все-таки высказала сомнение:

– Ну, допустим. Но у нас уже есть идея пионерской организации. Мало? Или чем не нравится?

– Ты свой прищур убери и не задирайся, а то сейчас этой вот розгой, – пообещал он. – Идея прекрасная, но надо ее развивать. Беда в том, что были перегибы прежнего руководства…

– А ты диалектик.

Колька вежливо замолчал, подождал продолжения, уточнил, будет ли оно. И, получив ответ, что нет, продолжил:

– Тут расчет на детский нрав. Любят они секретики и не любят, когда им указывают, что делать. Так?

Она кивнула.

– Объяви субботник. Многие придут без нытья и отговорок?

– Многие – не многие, но придут. Наверное.

– Во-от. А надо, чтобы шли все, добровольно и с песней, – заявил Колька, отбрасывая веточку, – и чтобы распоследний никчема ощущал, что без него не справятся. Вот, скажем, дровишек бабке старой напилить, если прямо попросить – не факт, что пойдут. Может, бабка та самая давеча этому никчеме по ногам крапивой за то, что куст у нее ободрал?

– Да уж, это трудно преодолеть, – хихикнула Ольга.

Колька, поджав губы, веско возразил:

– Проще простого. Ты скажи лопуху, каким великим будет поступок: она тебя обижает и даже знать не знает, какой ты благородный, как высоко ты над ней, над ее злобой мелкой и застиранными кальсонами…

– Фу.

– Ничего. Так и есть. Вот прямо так и шуруй, зароди в детках веру в то, что они не просто так, а самые исключительные и благородные…

Оля, подумав, заметила, что как-то грубо и не по-пионерски получается. Колька отмахнулся:

– Ерунда. Ты, главное, вслух не произноси, а лишь на сопричастность налегай, подчеркивай. Да что ты, в самом деле, как маленькая!

Оля задумчиво поводила по носу кончиком косы, как пуховкой:

– Вот и я смотрю, идея неплохая, но как-то совсем для малышей. У нас-то лосишки немалые.

Колька хмыкнул, потянулся с аппетитом:

– А что, по-твоему, наигрались они за свое детство? Санька тот же, Светка. Они, может, и рады бы в партизан поиграть, в казаков-разбойников – а им-то куда уж, «лосишки», как ты говоришь. А лосишки-то, может, спят и видят до сих пор, как бы дурью героической помаяться, спасти кого, лучше, конечно, страну. А вроде как не получается. Играть – все, нельзя, ребячество, а до крупного не доросли еще. Не то время.

– Правду говоришь, Пожарский, – кивнула Оля, снова помахав по носу «кисточкой». – А как это все провернуть…

– Проще простого. Сначала нужен штаб, причем строго тайный.

– Детский сад.

– Не умничай. Далее – цепочки отрядные, чтобы ясно было, кто за кем заходит в случае тревоги… то есть срочного созыва. Ну, там, система явок-паролей, а то и веревочек навяжем, как у Гайдара.

– Прямо тебе так и дали веревки переводить.

Колька прищурился:

– Во времена Тимура давали? Тебе в книгах все распишут, как же. Что, думаешь, в книжках все правда? Как веревочки протянуть, чтобы они мало того, чтобы во все дома шли, да еще колокольчики у каждого. Да и телефон откуда у Тимура взялся? Главное – идея!