Самый счастливый день

— А с отдельными учениками?

— Хм… — директор пробарабанил пальцами по столу. — Обязательно гулять? Беседуйте в классе. А то подумают, что у вас… как это?

— Фавориты, — подсказала Розалия Марковна.

— Любимчики, — пояснил директор.

— Без любимых учеников нет слаженного коллектива! — отчеканил Котик. — Это Макаренко говорил!

Лилечка откровенно зевнула.

— Так что пока потерпим, — сказал директор. — После комиссии. Сами знаете Ерсакова, он в каждую дырку лезет.

— Да уж… — сказала Химоза.

— Какие ещё вопросы?..

После педсовета Котик покровительственно хлопал меня по плечу.

— Старик, тебе повезло. Классными могут быть только такие тюлени, как Коныш. Даже Гладышев тут оступился.

— Послушай, что за мифический Гладышев? Слышу о нём со всех сторон.

— Почему мифический? — удивился Котик. — Нормальный парень. Почувствовал себя неуютно и утёк. Правильно. А чего здесь делать? Сам бы уехал к чертям на кулички. Ну, не к чертям. Была у меня возможность, дурак я дурак. Ладно, потом расскажу.

Котик приблизил ко мне лицо.

— Заметил, как я защищал тебя на педсовете?

— Заметил, — сказал я.

— Сегодня ты не можешь мне отказать. Берём пару шампанского…

Так мы оказались в квартире Сабуровых, правда, без «пары шампанского», потому что «метро» оказалось закрытым. Вера Петровна была дома. Котик преобразился вмиг. Он сделался необычайно почтительным, робким.

— Это Брокгауз? — спрашивал чуть ли не шёпотом. — Какие замечательные репродукции.

— Картины, — поправила Вера Петровна.

— Ах да, в полутьме не заметил. О, фарфор! Откуда такая прелесть?

— Из Китая.

— Изумительно, изумительно…

Вера Петровна достала маленькие рюмки, принесла коньяк. На столике появилась коробка шоколадных конфет и яблоки. Мы пригубили. Крепких напитков я ещё не пивал, но не смел заявить об этом. Котик опустошил рюмочку с наслажденьем.

— Вот видите, Николай Николаевич, как в настоящих домах, — сказал он, глядя с обожаньем на Веру Петровну. — А мы с вами пиво.

— Отчего, я и пиво люблю, — заметила Вера Петровна. На ней была узкая чёрная юбка, перламутровый джемпер и, конечно же, шарфик нужного тона.

— Да разве тут пиво! — воскликнул Котик. — Ко мне приятель скоро нагрянет, он из Москвы. Я закажу для вас чешское пиво!

— Это будет неплохо, — небрежно заметила Вера Петровна.

Дальше разговор коснулся сортов, перекинулся на коньяки, сигареты, и во всём Котик показал осведомлённость.

— Ну а как ваши школьные дела, уважаемые просветители? — спросила Вера Петровна.

— Прекрасно! — воскликнул Котик. — Сегодня на педсовете нам предлагали взять место классного руководителя.

— Сразу двоим?

— Николай Николаичу.

— Поздравляю, — сказала Вера Петровна и взяла сигарету.

— Мы отказались, — сообщил Котик.

— Вы так дружны, что решаете вместе вопросы?

— Константин Витальевич даёт мне советы, — сказал я.

Говорили об искусстве. Котик нервничал, кривлялся, пускал в ход то «обаяние», то напускную робость, но все его посылы разбивались о непроницаемое спокойствие Веры Петровны. В конце концов Котик пришёл в уныние, замолчал и принялся поглощать коньяк. Ещё через полчаса он засуетился и собрался домой. Я вышел проводить его на лестничную площадку.

— Бастилия, — грустно сказал Котик. — Я лучше к Лильке пойду.

— А разве ты с ней… — начал я с удивленьем.

— Почему бы и нет? — возразил, не дослушав, Котик. — И ты можешь. Лилечка наш человек.

Когда я вернулся, Вера Петровна допивала коньяк, но на столике появилась ещё маленькая бутылка ликёра.

— А вы, Коля, не пьёте?

Я замялся.

— И правильно. Рано ещё. У вас вся жизнь впереди, а вот у меня…

— Если б вы знали, сколько у вас поклонников, — заметил я деликатно.

— Это кто же? Не ваш ли приятель?

— И он. Я слышал, что мой предшественник вами увлёкся.

— Чушь. — Вера Петровна нещадно дымила. — Гладышев тёмная лошадка, я рада, что он уехал.

— Как бы и мне не оказаться тёмной, — сказал я храбро.

— Ну что вы, Коля, — она засмеялась. — Вы светлая. Да и не лошадка, а жеребёнок ещё.

— Вот не думаю, — пробормотал я.

— Эх, Коля, Коля, — сказала она, наливая очередную рюмку. — Тоска…

На уроках она упорно смотрела в парту. А если поднимала глаза, то направляла их в окно, затенённое тополями. Я тоже старался не смотреть на неё. Рядом сидела прилежная Оля Круглова, вечно занятая школьными хлопотами, учебниками, тетрадками, ручками, чернильницами, собиранием комсомольских взносов и выпуском стенгазеты.