– Заснул, что ли?! – прикрикнула на Пархавиэля Флейта, больно ткнув его костяшками пальцев в бок. – Бежать надо, говорю! Отделаемся от провожатого бледномордого и деру!
– Зачем?! – недоуменно спросил гном. – Не вижу смысла в бесплодных суждениях, человеку помощь от мага нужна, и только.
– Помощь, какая помощь, коротышка?! – зашептала Флейта в ухо гнома. – Ты что, маленький, ничего не понимаешь?! Мы живы только потому, что он не знает, как до мага твоего добраться. Выведем мы на него, укажем убежище, вот тогда он нас всех и прирежет, глазом не моргнет!
– Я обещание дал и от него не отступлюсь, – твердо заявил гном. – Больно уж ты подозрительна, девонька, в каждом пустяке заговоры да предательства видишь, а на самом деле нам от бледномордого помощь одна выходит!
– Ты чего это?! – изумленно захлопала длинными ресницами Флейта.
– От вампиров нас спас – раз, – принялся бойко загибать пальцы гном. – Одежонку нами позабытую назад возвернул – два, дальше помогать обещался – три, – закончил перечисление Пархавиэль и, громко шмыгнув носом, добавил: – К тому же не сладим мы с ним, силен, гад! Вон что в подвале натворил, резню вампирюгам отменную устроил!
– Так то в подземелье, а ты на него сейчас погляди! Еле ноги переставляет, иссякли силенки, видать, самое время наброситься!
– Нет, – возразил гном. – Я слова своего не нарушу и тебе вероломствовать не позволю!
– Это приказ, – вдруг заявила Флейта, поджав красивые губы. – Я командир отряда и…
– Какого отряда? – спокойно переспросил Пархавиэль и удивленно посмотрел на девушку исподлобья.
– Браво, господин хауптмейстер, хороший ответ! – раздался позади выкрик, сопровождаемый хлопками в ладоши.
Флейта насупилась и замолкла, Пархавиэль тоже не стал продолжать разговор. Как выяснилось, идущий позади человек обладал отменным слухом и наверняка слышал каждое слово их милой беседы.
Процессия растянулась, теперь Флейта быстро мчалась вперед, не реагируя на выкрики гнома и ни разу не обернувшись. Мортас тоже не горел желанием общаться и полностью сконцентрировался на ходьбе. Ускоренный темп передвижения давался ему с трудом, и уже к середине моста он порядком отстал.
Пархавиэль не считал себя виноватым в размолвке. Флейта сама нарвалась на грубость, не сумев избавиться от барски командных привычек после гибели преданных ей людей. Гном не собирался ей подчиняться и, как Громбер, безропотно кивать, когда ему грозят изящным дамским пальчиком. Тальберту – возможно, Флейте – нет, ей он не был ничем обязан, скорее уж она должна была благодарить гнома, вынесшего ее на руках с поля боя. Но все же именно Зингершульцо пришлось сделать первый шаг к примирению. Гнома подвела забота о ближнем. В очередной раз обернувшись, он не увидел в многоликой толпе своего компаньона. Мортас отстал, ему было плохо. Перегнувшись через парапет, грозный воин извергал изо рта в воды Леордедрона какую-то вязкую темно-синюю жидкость.
– Чего надо? – из последних сил огрызнулся вояка, вот-вот готовый упасть в обморок.
– Пошли, – ответил Пархавиэль и, обхватив человека за талию, находившуюся на уровне гномьей головы, потащил его вперед.
– Оставь меня, на нас глазеют! – отпрянул Мортас и снова свесил голову через парапет.
– Будь здесь! – ляпнул по глупости гном, прекрасно понимавший, что без посторонней помощи ему далеко не уйти.
Пархавиэль нагнал Флейту в самом конце моста. Подбежав к девушке, он схватил ее за рукав и, с силой рванув, развернул в свою сторону надувшуюся разбойницу.
– Пошли, ему плохо, надо помочь, один не могу, ростом мал! – на одном дыхании выпалил запыхавшийся гном и пытался увлечь девушку за собой.
– Пошел вон! – огрызнулась Флейта и отдернула руку. – Мне нет дела ни до тебя, недомерок, ни до твоего дружка!
– Это судьба, – внезапно произнес Пархавиэль, заставив Флейту замолчать и не сотрясать воздух бессмысленными злопыханиями. – Так должно было рано или поздно случиться, случилось вчера. Друзья умирают, а отряды распадаются. Глупо кого-то в этом винить, тем более самого себя!
– Мы с ними… они для меня… – не выдержала навалившегося горя Флейта и тихо, жалобно зарыдала, прикрыв руками глаза.
Пархавиэль молча стоял и ждал, когда слезы иссякнут. Ему так хотелось подставить девушке свое богатырское плечо, крепко прижать к себе, успокоить, но приходилось сдерживать порывы дружеских чувств. Окружающие и так взирали с подозрением и опаской на ревущую красавицу рядом с гномом, а уж если он осмелился бы обнять ее, то вообще не избавиться от бед. «Чертов город, проклятые тупоголовые ханжи, змеи в человечьем обличье!» – злился гном, нервно покусывая нижнюю губу. Приобретенный за последнюю неделю опыт удерживал Пархавиэля от радикальных суждений типа «Все люди сволочи!». На общем фоне человеческого свинства встречались и хорошие люди: Мартин, Тальберт, Флейта… однако филанийский люд в целом, с его религиозным фанатизмом и наплевательским безразличием, вызывал в сердце гнома только ненависть и глубокое отвращение.