Действительно, высокая костлявая старушенция в бывших когда-то белыми переднике и чепце мало походила на мать гнома. Строгий взгляд бесцветных глаз, тонкие губы и крючковатый нос, выделяющийся на суровом, морщинистом лице, совершенно не соответствовали образу не только добропорядочной гномихи, но и радушной хозяйки трактира. На вид пожилой женщине было около шестидесяти лет, хотя, возможно, она была намного моложе, но трудовая молодость, прошедшая в портовых кабаках да притонах, состарила ее преждевременно. Манеры женщины ужасно раздражали даже такого отпетого грубияна и сквернослова, как хауптмейстер Зингершульцо. Пренебрежительное, вульгарное общение с посетителями, граничащее с откровенным хамством, резкие движения рук, часто появляющихся перед самым носом собеседника в форме весьма выразительного кукиша, и, конечно же, отборное сквернословие заставляли гнома каждый раз поежиться при звуках противного скрипучего голоса. Но все же Зингершульцо выбрал именно эту таверну для осуществления своей заветной мечты: сытного ужина в спокойной обстановке.
Естественно, переполненный зал портового кабака мог показаться не самым подходящим местом для отдыха и наслаждения яствами, но у Пархавиэля сложилось свое, специфическое представление о комфорте. Гвалт чрезвычайно шумных и в большинстве своем уже изрядно набравшихся моряков мешал расслабиться и полностью отдаться увлекательному процессу чревоугодия, но зато здесь гном был среди своих. За соседним столом не спеша шевелили ложками пятеро эльфов, все как один в элегантных легких кольчугах, голубых плащах и с длинными белыми волосами, перевязанными голубой тесьмой. На поясах похожих друг на друга как братья-близнецы остроухих существ висели короткие мечи с широкими лезвиями. Чуть-чуть подальше бурно праздновала сошествие на берег команда с другого корабля. Среди бойко стучащих по столу кружками и то и дело вскакивающих со своих мест моряков было несколько гномов и один полуэльф с отрезанным ухом. Возле окна прикорнула парочка приспособившихся к жизни в человеческом обществе орков.
Портовая таверна была удивительным местом, центром пересечения возможного и нереального, приютом беспокойных душ, где не действовали глупые филанийские законы и отсутствовали расовые предрассудки.
«Хоть здесь и бардак творится, да и прислуга сальными руками жратву подает, все равно на душе хорошо и спокойно, – печально вздохнул Пархавиэль и вонзил острые зубы в покрытую хрустящей коркой свиную ножку. – Я среди своих! Пускай они не изгои и беглецы, а всего лишь иноземные матросы, все равно они такие же, как и я, чужаки в этой безумной Альмире!»
Однако истинная причина настойчивого желания отужинать именно в этом шумном кабаке крылась не в нестерпимых позывах вечно голодного желудка, случайно заставших гнома поблизости от заведения, и не в привлекательной атмосфере мнимой безопасности, а в названии таверны.
«Попутного ветра!» – с трудом читалось полустертое пожелание на выцветшей вывеске. Именно здесь гном мог найти охранника Юкера, человека, спасшего ему однажды жизнь и обещавшего помощь в будущем, единственного товарища среди безликой толпы эгоистичных людей. Конечно же, Пархавиэль был признателен и Мартину, но маг преследовал свои цели и никогда не стал бы вызволять его из тюрьмы, если бы не надеялся узнать секрет махаканского кунгута. Юкер же был роднее гному по духу и ближе, поскольку совершенно бескорыстно рисковал своей жизнью, вытаскивая тело бесчувственного Пархавиэля из огня, а потом в течение нескольких дней выхаживал и возился с ним, как с ребенком. Только его, немного скрытного, но в душе доброго и отзывчивого человека, гном мог попросить о помощи, тем более Мартин был где-то далеко, а Пархавиэлю еще предстояло несколько дней мотаться по порту и Цеховому кварталу.
Горячий жир капал с наполовину обглоданной кости и заляпал рукава почти новой кожаной куртки. В начале трапезы Пархавиэль пользовался человеческой ложкой, но, окончательно перепачкавшись, отбросил неудобный, слишком маленький для него инструмент и принялся отправлять тушеную капусту в рот прямо руками. Настроение гнома улучшалось по мере убывания съестного на столе. Хамство костлявой старухи и сомнительная чистота потрескавшихся тарелок с лихвой компенсировались гигантскими размерами и удивительной сочностью блюд. Расправившись с капустой и чисто обглодав свиную ножку, Пархавиэль еще раз пробежался глазами по переполненному залу. За то время, пока он занимался чревоугодием, Юкер так и не появился. Делать было нечего, неохотно поднявшись из-за стола и отерев сальные руки о штанину спавшего за соседним столом матроса, Пархавиэль начал кряхтя пробираться к узкому пятачку между дверьми кухни и местом хозяйки, по которому быстро метался туда-сюда помятый чепец крикливой старухи.
– Послушай, хозяюшка! – громко выкрикнул Пархавиэль, когда не по годам бойкая дама в очередной раз стремглав проносилась мимо.