Самый сердитый гном

На отстрел метавшихся возле телег бродяг у эльфов ушло не больше минуты. Лучники вышли из укрытий только тогда, когда последний из падальщиков испустил дух. В его груди торчало восемь стрел. Нападавшие не стали обыскивать трупы и даже не оттащили мертвые тела к обочине, сели на телеги и поехали дальше: искать новые жертвы, а может быть, делить награбленное добро.

– Пошли, – скомандовал гном, бойко поднявшись из лужи и засеменив на коротеньких ножках.

– Ты бы хоть отряхнулся! – сделала внушение Флейта, догнав его через какое-то время.

– Само отлипнет, когда подсохнет. – Пархавиэль был явно не в настроении выслушивать наставления.

В отличие от слов оракулов, которые почему-то имели обыкновение не сбываться, предсказание гнома оказалось верным: грязь засохла и отпала от его бороды, как только они оказались на площади посреди дымящихся руин догоревшего и обрушившегося здания миссии.

Цеховой квартал был безлюден. Жители ушли, ушли туда, где все еще бушевало пламя и в утреннее небо вздымались черные зловещие клубы дыма. Чем дальше шли путники на юг, тем виднее становилось зарево и тем больше было окоченевших трупов, хаотично разбросанных по мостовой. Сначала они натыкались только на изувеченные тела гномов: затоптанных и поднятых на вилы, подожженных и растерзанных толпой, но потом среди застывших в неестественных позах фигур все чаще и чаще встречались люди. Холодная и бесстрастная вечность потушила их праведный гнев и усмирила боевой пыл.

Обшитая железом дверь не открывалась. Колдовство Флейты с отмычкой не помогло, хотя девушка старалась изо всех сил, ворочая попеременно взад и вперед, влево и вправо тонким длинным штырем с крючком на конце. Замок оказался или ржавым, или очень хорошим, что в принципе было все равно. Причина неудачи никак не влияла на плачевность результата. Они находились в запертом подвале, а из темного подземного прохода в любой момент могли вынырнуть разгоряченные азартом погони преследователи.

– А все ты виноват! – Девушка перевела дух после усердных, но бесполезных трудов и приступила к излюбленному занятию капризных девиц и престарелых домохозяек: обвинению мужчин в своих неудачах. – И зачем я только тебя послушалась? Чердаками нужно было уходить, чердаками, так нет, его в подвал черти понесли! Вот и сиди теперь на старом тряпье и позапрошлогодней свекле, жди, когда гости пожалуют!

Пархавиэль устал, ему надоело слушать нескончаемые причитания, прервать их не было сил, а обосновывать правильность принятого им решения гном считал ниже своего достоинства. Расстроенная Флейта не думала головой, она изливала на окружающих, то есть на Пархавиэля, безудержный поток переполняющих ее эмоций и самозабвенно говорила, говорила, говорила…

Одна улочка сменялась другой, всюду горели дома и лежали трупы. Гномы отчаянно сопротивлялись, но люди теснили их дальше на юг, загоняли в угол квартала, откуда был всего один выход – в реку. Путники уже почти добрались до таверны. По словам Флейты, до «Последнего приюта» оставалось не более четырех сотен шагов, когда повстанцы преградили им путь, точнее, они сами потеряли бдительность и внезапно наткнулись на лагерь отдыхавшего отряда.

Люди грелись возле костров и на повышенных тона обсуждали причину неудачи последнего штурма. Пархавиэль не успел разобрать, шла ли речь о таверне или каком-то ином доме. Только что хватавшие друг дружку за грудки бойцы прекратили мордобой и направили неизрасходованный бойцовский пыл в полезное общему делу русло.

За ними гнались долго, с гиканьем, подвываниями криками. Парочка кружила между домов, умудряясь уворачиваться от летящих в спину стрел, вил и камней, конце концов им удалось оторваться, сбить с толку преследователей, укрыться в путаном лабиринте разрушенных домов и сожженных сараев.

Пархавиэль случайно обнаружил подземный ход. Логика и чутье подсказывали гному, что он должен был вести в безопасное место. Альмирские сородичи Пархавиэля боялись погромов и интуитивно чувствовали, что найти надежное укрытие смогут только под землей. Тяга к туннелям и шахтам была тяжким наследием прошлого, передаваемым по наследству от отца к сыну, как схожесть черт лица.

Вот тут-то и разгорелся спор. Девушку, как заядлого романтика и любительницу просторов, тянуло на крыши и чердаки, а Пархавиэль вожделенно поглядывал на спасительную дыру в полу. Аргументы и логические рассуждения не действовали, Флейта стояла на своем и не хотела уступать, Пархавиэлю ничего не оставалось, как применить последний и самый действенный довод. Не дослушав до конца очередную тираду одержимой уверенностью в своей правоте спорщицы, гном молча повернулся к ней спиной и спрыгнул в дыру. Девушке не оставалось ничего иного, как, чертыхаясь, полезть вслед за ним. – Ну вот, а теперь сиди здесь и кукуй, – продолжала тараторить Флейта, черпая из пустой болтовни моральные силы и вдохновение. – Час, день, два, три просидим, не знаю, пока с голодухи не подохнем! Тебе-то что, ты под землей вырос, значит, крыс жрать привычен, а я не могу, противно!